Она бросила в угол рюкзак и устало опустилась на подстилки. Пахло навозом, шумно вздыхал буйвол, за стеной дома перекрикивались женщины.
Маша не заметила, как задремала. Её разбудил Вольдемар: — Мария, ты где? Нас приглашают на ужин! — Она встала на ноги, поморщилась:
— хорошо бы умыться. Я уж не говорю про полноценное мытьё.
— Ошибаешься, моя дорогая! Нам предложено на выбор: вымыться в реке или за домом можно умыться из таза! — Вольдемар смеялся, — я выбрал таз, потому что вода в реке, берущей начало в ледниках, имеет температуру не выше 5–6 градусов.
Машу передёрнуло: — о, нет! Я тоже выбираю таз!
Они умылись за домом, поливая друг другу водой из ведра. Нельзя сказать, что вода в нём была тёплой, но всё же и не ледяной, потому что долго стояла на солнце. Освежившись, они вернулись на веранду. Там, на плоской подушке, за низеньким столиком уже сидел профессор. Он жестом предложил своим спутникам присаживаться рядом, на такие же подушки. Сиккима ставила на столик алюминиевые миски с тонкой длинной лапшой, обильно политой каким-то коричневым соусом. Отдельно уже стояла большая миска с отварным рисом, также политым соусом, горкой возвышались на столике плоские лепёшки. Как величайшую драгоценность, прижимая к груди, хозяйка вынесла и подала им по столовой алюминиевой ложке. Маша осторожно подцепила лапшу и попробовала: пахло вкусно. В густой чечевичный соус были добавлены мелко нарезанные овощи, получилось очень даже неплохо. Вольдемар, недовольно оглядев стол, сказал: — а мяса, видимо, не будет.
— Вообще-то Тхакали предлагал зарезать цыплёнка по поводу нашего прибытия, но я не согласился, — ответил профессор, энергично поедая рис, — это была бы слишком большая жертва, ведь куры для них большая ценность. Даже за невесту можно дать выкуп в размере двух-трёх кур. Так что, я думаю, мы обойдёмся.
Маша улыбнулась: — пожалуй, нас и не накормить одним цыплёнком. Да и тощие они у них, куры-то. — Действительно, в загоне за домом они с Вольдемаром имели возможность посмотреть на десяток голенастых невзрачных кур.
Как ни странно, они наелись. Правда, Вольдемар предлагал открыть пару банок тушёнки, но двумя голосами против одного было решено их не трогать, а оставить для дальнейшего путешествия. Хозяйка принесла им по большой алюминиевой кружке горячего жирного чая, и Маша выпила его, даже не поморщившись.
К ночи похолодало. С ледников, нависающих над долиной, пополз белесоватый густой туман, влажно окутавший окрестности. Тем не менее, как только столик на веранде освободился, вокруг него немедленно расселись трое мужчин: сам хозяин и двое его взрослых сыновей. Сиккима убирала грязную посуду после гостей, а появившаяся откуда-то молодая девушка расставляла миски, наполненные лапшой.
Маша втихомолку рассматривала хозяйскую дочь. Ей было лет четырнадцать — пятнадцать. Босиком, в яркой оранжевой юбке и свободной, ярко-синей кофте, сплошь увешенная бусами, в которых мелкие выбеленные косточки соседствовали с яшмой, александритом, топазом, обычными стеклянными шариками разной расцветки. В проколотой носовой перегородке покачивалась крупная ажурная серебряная серьга, а простые металлические, правда, тонкие и блестящие, кольца свисали с мочек ушей. Разнообразные браслеты: яркие пластмассовые, металлические с узорной гравировкой, сплетённые из разноцветных шерстяных ниток надетые на руки и щиколотки тихо позвякивали и шуршали при малейшем движении. Сиккима, правда, тоже имела бусы в несколько рядов и серьги с браслетами, но не в таком количестве. Поймав взгляд Маши, она улыбнулась и сказала, а профессор перевёл: — Анрите четырнадцать лет и у неё есть жених. Она должна быть красивой, чтобы понравиться ему. — Маша улыбнулась в ответ и покивала головой. Она знала, что в непальских деревнях девочку могли выдать замуж и в десять лет.
Сыновья хозяев ничем не выделялись среди виденных ею жителей Кагбени. Такие же низкорослые, худые, смуглолицые, одетые в широкие тёмные брюки и длинные просторные рубахи из непонятной ткани. Заинтересовавшись, Маша попросила профессора спросить Сиккиму, из чего сшита одежда. Оказалось — из крапивы. Выделанные и окрашенные волокна растения были очень прочными, одежда из них долго не изнашивалась.
В хлеву послышался шум, и хозяйка торопливо поспешила туда. Трое младших детей, две девочки лет девяти-десяти и мальчик лет семи пригнали коз.
Профессор снова подсел к столу, мужчины потеснились, и завязался оживлённый разговор.
Чувствуя усталость, Маша отправилась в свой закуток. Вслед за нею вошёл Вольдемар, присел рядом на свёрнутые подстилки. Ей совсем не хотелось разговаривать, но выгнать она его не могла. Повернувшись к ней, он взял её за руку, ласково сказал: — послушай, Мария, я предлагаю не лезть на верхотуру в поисках какой-то мифической Солу Кхумбу, а остаться здесь, в Кагбени. Разве здесь мало работы? Да тут уйма неизученного материала! Чего стоят их обычаи, традиции, повседневная жизнь! А ещё можно записывать их легенды, сказки, песни. Ты видела: у хозяина в комнате сделан настоящий алтарь! Он увешан цветными тряпками, лентами, цветами… Они, наверно, и жертвы приносят время от времени. Всё это нужно изучить, записать. Да тут материала не на одну кандидатскую хватит!
Маша изумлённо посмотрела на него: — ты что, серьёзно?? А как же Марк Авдеевич??
— Мужчина пожал плечами: — а что Марк Авдеевич? Он же не один отправится в эту Солу Кхумбу. Вон он уже зондирует почву на предмет проводника и носильщиков. Завтра договорится и всё, поскакал по горам, как горный козёл. Не больно-то мы ему и нужны. А мы с тобой, — он поднёс к губам её руку, неторопливо поцеловал, — можем и одни вернуться в Катманду, а оттуда домой. Я ведь из-за тебя согласился в Непал ехать. Подумал, может, мы сможем где-нибудь пожить одни, присмотреться друг к другу. Совместная работа тоже не лишняя будет.
Маша возмущённо вырвала руку: — ты рехнулся! С какой стати нам нужно приглядываться друг к другу?! И о каком совместном проживании ты говоришь, Вольдемар?!
Он продолжал улыбаться, и в сумерках она видела эту самодовольную улыбку на красивом холёном лице. Он невозмутимо ответил: — не нервничай так, Мария. Ты мне давно нравишься. Пожалуй, я даже в тебя влюблён. Возможно, после возвращения домой нам стоит пожить в гражданском браке. Твоя дочь ведь сейчас живёт у бабушки и дедушки? — не дожидаясь ответа от ошеломлённой женщины, продолжил: — я думаю, они согласятся оставить её у себя.