— Ещё бы!
Тем не менее, борщ был сварен и частично съеден, а затем они поехали к Машиным родителям. Откладывать не имело смысла, хотя она и хотела бы потянуть время.
В метро она постоянно ловила устремлённые на Сантоша взгляды, а он и не замечал. Стоя в покачивающемся вагоне, она подняла на него глаза, ревниво глядя в лицо. Он заулыбался, сделал вид, что тянется её поцеловать — она отклонилась, строго нахмурилась и сделала «большие глаза»: — Сантош, прекрати!
— Ты посмотрела на меня эдак… оценивающе… И что решила? Гожусь я в мужья? — на них с любопытством оглянулись. Маша уткнулась лицом ему в грудь, пробормотала:
— мне не нравится, что тебя с интересом разглядывают женщины! — про себя подумала: — а ведь он красивый. Я как-то привыкла к этому и не замечаю, какие правильные у него черты лица, яркие живые и насмешливые глаза, сильная гибкая фигура…
Он наклонился к её уху: — но люблю-то я только тебя! — попытался ухо прикусить, но вагон качнуло, и он ткнулся носом ей в висок.
Только выйдя из метро Маша вспомнила, что не позвонила родителям. Обычно она так и поступала, когда ехала к ним. Даже если их не было дома, у неё имелся ключ от квартиры. Но сейчас — то она явится с Сантошем!
Маша торопливо вытащила телефон: — мама, я сейчас к вам приду. И… я не одна.
— Хорошо, Маша, я сейчас поставлю чайник. Вы где?
Та виновато ответила: — мы уже от метро к дому идём. А папа что делает?
— Они с Анюткой в цирк уехали, скоро должны вернуться. Ты её забрать хочешь?
Сантош с интересом прислушивался к разговору, и Маша постаралась поскорее его свернуть: — мама, мы через десять минут придём, тогда и поговорим.
Перед подъездом она замедлила шаги. Он понял, взял её за руку: — не бойся, я им понравлюсь. — Она лишь головой покачала: его самоуверенности хватит на десятерых.
Ольга Васильевна открыла дверь, заранее улыбаясь дочери, но улыбка сползла с её лица, когда она увидела возвышающегося за спиной Маши смуглого красавца. Она растерялась, как-то смешалась и лишь отступила в сторону, давая возможность им зайти. Дочь шагнула вперёд, улыбнулась матери. Мужчина уверенно вошёл следом, аккуратно прикрыл за собой дверь.
— Мама, — Маша закусила губу, потом решилась, — знакомься, это Сантош, я тебе о нём рассказывала.
Мужчина улыбнулся, отчего его чеканное лицо с твёрдыми скулами, чётко очерченным подбородком и пронзительными тёмными глазами преобразилось, стало мягче, — здравствуйте, Ольга Васильевна, я очень рад знакомству с вами! — Она не ответила, испуганно глядя на него широко раскрытыми глазами, пятясь вглубь коридора. Кровь медленно отливала от её лица, и Маша испугалась, схватила её за руку:
— мама, ты что? Тебе плохо?
— Маша… он приехал… но он же… — она потянула дочь к себе, как будто хотела заслонить её от Сантоша. Тот спокойно наклонился, развязывая шнурки на ботинках. Маша, воспользовавшись моментом, прошипела матери на ухо:
— мама, ты испугалась, что ли? — Та судорожно кивнула, не сводя с Сантоша глаз. — Перестань, пожалуйста, паниковать, мне стыдно за тебя! — она видела, что Сантош прячет улыбку, намеренно долго возясь со шнурками.
— Маша, он что, правда оборотень?! — она ответила также шёпотом. Сантош выпрямился:
— Ольга Васильевна, это правда, но с этим я сделать ничего не могу, — он удручённо развёл руками, а Маша фыркнула, сдерживая смех: у него было лицо раскаявшегося грешника. Она дёрнула его за руку:
— пойдём уже, сколько мы в коридоре будем топтаться. — Ольга Васильевна опасливо посторонилась, пропуская их в комнату. Кипящий на кухне чайник вернул её к жизни, и она захлопотала, доставая чашки, сахарницу. Маша зашла на кухню, следом потянулся Сантош. Его невозмутимость и мягкая улыбка несколько успокоили Ольгу Васильевну. Исподтишка она разглядывала его и удивлялась, не находя никаких признаков зверя. Помогая матери, Маша обнаружила блюдо с ещё тёплыми пирожками, взяла один, откусила: — о, с яблоками! Сантош, ты будешь пирожки с яблоками? — Он плавно переместился к ней, ухватив её за руку откусил от пирожка, оставив ей самый кончик:
— вкусно! Дай сюда! — забрал остатки, — Ольга Васильевна, а можно мне ещё пирожок?
Ну какая женщина не растает от похвалы её кулинарным талантам! Маша заметила, как заулыбалась её мать, поставила блюдо на стол и спросила: — может вам, Сантош, лучше кофе, а не чай?
Тот, потянув ещё один пирожок, с удовольствием согласился: — да, если можно. — Маша скептически ухмыльнулась: она знала, что последует дальше.
Ничего не подозревающая Ольга Васильевна поставила на стол банку с растворимым кофе, налила в чашки кипяток. Сантош с недоумением смотрел на банку. Маша открыла её, сыпанула себе в чашку порошок и размешала. Насмешливо сказала; — это тебе не Непал. Вот, попробуй, что мы пьём. — Мужчина опасливо наклонился к её напитку, понюхал, а потом чуть-чуть отпил. Маша встала и пошла за заварочным чайником. Сантош виновато сказал:
— а можно мне лучше чай? — Чай ему уже наливали.
Пирожки с яблоками разрядили обстановку и Ольга Васильевна с умилением наблюдала, как гость уплетает её стряпню. Внезапно она подумала, что, возможно, она как-то неправильно поняла дочь. Кто их знает, нынешних молодых, что та имела в виду, говоря, что влюбилась в оборотня? Может, это какое-нибудь религиозное или культурное течение, или ещё что-то. Если судить по сказкам, то оборотни питаются мясом, а этот мужчина с удовольствием ест пирожки и, кажется, вполне доволен. Она решилась: — Сантош, извините меня за любопытство, но… раз вы э-э-э…
Он с готовностью подсказал:
— Оборотень, да.
— Да, он самый, но вы же… должны есть мясо? Ведь вы, э-э-э…. кто-то… тигр, да? — она содрогнулась, представив, как вот сейчас, внезапно, этот симпатичный улыбающийся молодой мужчина прямо у них на глазах превратится в громадного хищника с жуткими зубами!
— Барс, Ольга Васильевна, снежный барс, да. Ирбис, — мягко ответил Сантош, — конечно, в зверином обличье я ем мясо, но барсом я бываю только в горах, а остальная моя жизнь проходит в человеческом облике. Будучи человеком, я ем всё, что едят люди. Что поделаешь, Ольга Васильевна, уж таким я уродился и меня не изменить. Я полюбил вашу дочь, а она любит меня. Мы думали, что расставшись, сможем забыть друг друга, но вышло по-другому. — он посмотрел на Машу, и его сияющие глаза заглянули ей прямо в душу, — наша любовь никуда не ушла, она лишь окрепла в разлуке, и теперь я прошу разрешения на брак с вашей дочерью. — Он выпрямился, поставив чашку на стол, упрямо сжал челюсти, а мать подумала, что, пожалуй, он всегда добивается своего.
У входной двери прозвенел звонок, и Маша, торопливо поставив чашку с чаем на стол, бегом устремилась в коридор. Следом туда же направилась Ольга Васильевна. Сантош, чуть помедлив, неторопливо вышел за ними, прислонился спиной к дверному косяку.