Через два дня при утреннем обходе он попросил перевести его в другую камеру.
Надзиратель спросил почему.
- Тут никому со мной не говорит, - ответил он.
- Учитесь жить с людьми, уважать надо людей, - высказал надзиратель то обыкновенное российское житейское правило, которое было усвоено им отнюдь не на Лубянке.
Когда меня вызвали и ясно было, что насовсем, я со всеми сердечно простился, но не с ним - с ним по-прежнему никто не разговаривал. А Алексей Михайлович по-прежнему сидел в карцере - так и не довелось мне с ним попрощаться. И этого тоже я не могу простить каракалпакскому Магеллану...