— Мне хотелось бы узнать, — спрашиваю я Деревянку, — как из запертой сумки они попали к Вам на стол. Они не могли выпасть, их можно было только выкрасть.
— Нет-нет, — вступает в разговор один из сидевших ближе всех ко мне мужчина, — они выпали…
— И мы считаем, — добавляет другой, — что наличие у Вас этих материалов несовместимо с Вашим пребыванием в санатории.
— Извините, — спрашиваю я, — но я вас еще не знаю. Может скажете, кто Вы?
— Мы из госбезопасности г. Славянска.
— Ну, тогда представьтесь.
После некоторых колебаний сидевший ближе ко мне достает книжечку старшего лейтенанта КГБ Попова.
— Да-да, — не унимается второй, — эти документы и Ваше пребывание здесь несовместимы, и мы будем ставить вопрос о выписке Вас из санатория.
— А Вы кто будете? — спрашиваю.
— Я секретарь парторганизации санатория, но… может быть не обязательно показывать Вам свои документы?!.
— Пожалуй, не обязательно, — соглашаюсь я.
Вступает в разговор до сих пор молчавший 4-й мужчина:
— Откуда у Вас эти документы, кто Вам их дал?
— Это мои личные бумаги, и потом я еще не знаю кому отвечаю?..
«4-й» замялся. По всему было видно, что это был сам начальник славянского Управления КГБ.
— Какое это имеет значение? \
— Очень простое, я не разговариваю с незнакомыми мне людьми на такие темы.
— Хорошо, — «выручает» «4-го» Попов, — тогда этот вопрос задаю Вам я.
— Я не считаю для себя необходимым отвечать на этот вопрос.
— Почему?
— Потому что такому же допросу подвергнется и тот, у кого я взял эти документы.
— А зачем Вы пишете в «Русскую Мысль»? — снова спрашивает «4-й», разворачивая газету. — Вот тут есть Ваша статья о А. Марченко.
— Потому что он — инвалид, потерявший свое здоровье в тюрьмах и лагерях, — отвечаю я. — А сейчас он получил новые 15 лет лишения свободы.
— Но зачем же это писать в махровой антисоветской газете?
— Мне все равно какого Вы мнения о «Русской Мысли». Я считаю, какая бы газета ни опубликовала правду об этом человеке, правда эта все равно останется правдой.
— Нам известно, что Вы связаны и с западными организациями… — слово «западные» у «4-го» прозвучало настолько саркастически, что при этом он даже поморщился. — Зачем Вам это нужно?
Новая уловка КГБ: зачем перечислять какие именно «западные организации», а вдруг попадется?..
— Я не отрицаю своих отношений с западными инвалидными организациями, — подчеркнул я это слово. — А зачем мне это нужно, Вы никогда не были инвалидом, чтобы это понять.
В своих беседах с кагебешниками я старался всегда допускать некоторую свободу в своих выражениях. По их поведению я видел, что препятствием к более жестоким и суровым мерам ко мне была все-таки моя инвалидность и то, что я был известен не только узкому кругу людей. «Вам не деньги нужны, вы не для этого занимаетесь всем этим, — заметил однажды подполковник КГБ Коровушкин, — вы политический капитал копите…» Поэтому, в конце разговора, на предложение работников КГБ уезжать из санатория я категорически отказался. «Если им надо, пусть отправляют с милицией, — подумал я. — Пусть на виду у всех грузят меня в „воронок“ и везут на вокзал». И действительно, вскоре мой лечащий врач приносит подписанный Деревянко «Приказ» о моей досрочной выписке из санатория. Причем в «Приказе», помимо найденных у меня «антисоветских документов» значится еще и их «распространение».
— Распишитесь, — показывает мне врач место под «Приказом».
— Здесь как раз ничего не соответствует действительности, — отвечаю я. — Поэтому, зачем я должен подписываться под своим приговором?
И наотрез отказался от подписи.
Зная, что в подобных случаях огласка может сыграть немаловажную роль, я позвонил по телефону Юрию Киселеву, передал ему происшедшее и свое твердое намерение оставаться в санатории, несмотря ни на что. Расчет был прост, телефон у Ю. Киселева прослушивается сотрудниками московского КГБ, поэтому пусть о случившемся знают еще и в Москве, но уже от меня. Поэтому, если предпринять против меня какие-то чрезвычайные меры, это будет «на совести» еще и московского КГБ — знали и допустили… В дополнение к этому, на следующий день я написал заявление в народный суд г. Славянска, требуя в нем возвратить мне мои личные бумаги (поскольку санкции на их изъятие не было) и… наказать виновных в воровстве. Мой расчет оправдался. На следующий день меня уже никто не беспокоил. Еще через день ко мне снова подходит лечащий врач и голосом, заискивающим и даже как-то торжественно и таинственно произносит: