Промелькнули дом Фирсова, базарная площадь и квартира земского.
— Устя! Куда тебя лешак понес? — крикнул Елизар. Девушка повернула улыбающееся лицо к отцу и, не выпуская вожжей, ответила:
— Прокатиться хочу.
Тройка бежала ровно, оставляя за собой улицу за улицей. Вот и окраина. Впереди виднелась прямая, точно стрела, дорога. Поднявшись на ноги, Устинья задорно взмахнула кнутом и крикнула:
— Голуби!
— Устя! Ошалела, что ли? Мне ведь земского везти надо, — придерживаясь за облучину, заорал Елизар.
— Подождет. Эй, милые, пошевеливай! — точно пропела Устинья.
Откинув голову под дугу, коренник помчался во весь опор. Рядом, расстилая по ветру пышные гривы и хвосты, красиво изогнув шеи, летели пристяжные. Азарт гонки передался и старому ямщику.
— Дай вожжи, — стремительно отстранив дочь, он подался корпусом на облучок.
— Грабят! — завопил он дико.
Устинья со смехом откинулась в глубь кошевки.
Прогнав еще с версту, Елизар завернул взмыленных лошадей обратно.
Девушка вышла из кошевки возле квартиры земского.
«Эх, парнем бы тебе родиться», — подумал Елизар, глядя вслед дочери.
Устинья, раскрасневшаяся от быстрой езды, вошла в магазин. Выбирая нитки, почувствовала на себе чей-то пристальный взгляд. Повернувшись вполоборота, увидела стоявшего недалеко от прилавка юношу, одетого в черный полушубок. Поправив платок, девушка поспешно рассчиталась за нитки и, сбежав с крыльца, торопливо зашагала по улице.
На рождественских святках в дом Батурина ввалилась толпа ряженых. Они со смехом вытащили из-за стола Епифана и Устинью и стали кружить по комнате. Заиграл гармонист. В избе зазвучала уральская «Подгорная».
выделывая коленца, ухал один из ряженых. Взмахнув платочком, Устинья вышла на круг.
задорно пропела она и, остановившись перед «стариком», пристукнула каблуками и игриво повела плечом. Тот погладил кудельную бородку, вышел на круг и поклонился. Елизар вопросительно посмотрел на жену. Улыбнувшись, та шутливо погрозила ему пальцем.
— Вижу, и тебе, старый дуралей, поплясать охота. Куда уж нам, — проговорила она, — отошло, видно, времечко.
Подперев щеку рукой, мать ласково смотрела на танцующих. Дочь плавно прошлась раза два по кругу, на какой-то миг замерла, затем, гордо откинув голову, под торопливые звуки музыки дробно застучала каблуками:
За ней, отбивая чечетку, отчаянно хлопая руками по голенищам сапог, мелко закружился «старик».
— Ух! — танцор взлетел вверх, вихрем закружился возле девушки.
Елизар, не утерпев, крикнул сыну:
— Епифан! А ну-ка нашу, горянскую!
Парень не спеша вышел на круг, посмотрел на сестру, поправил чуб, яростно грохнул коваными каблуками об пол и стремительно закружился. Лихой, веселый гармонист, склонив голову на плечо, с увлечением растягивал меха. Теперь плясали все ряженые.
— Пошли, мать! — Елизар подошел к жене и погладил бороду.
— Ну тебя к лешакам, не дури, — отстранила его та рукой. — Пусть пляшут молодые.
Наконец, ряженые высыпали на улицу. Епифан с Устиньей вышли их провожать. У ворот ее задержал «старик». Выждав, пока толпа скроется за углом, прошептал на ухо:
— Приходи завтра вечером на мост.
— Стану я к какому-то старику бегать, что мне, горянских ребят мало, что ли? — улыбнулась Устинья.
«Старик» поспешно стянул с себя бороду. Девушка смутилась: перед ней стоял тот незнакомый парень, которого она не так давно встретила в магазине.
— Придешь? — юноша с надеждой посмотрел на Устинью.
— А вы чьи будете? — спросила она несмело.
— Фирсов Сергей, может, слыхала? Наш дом стоит на площади.
— Знаю… С городскими мы не водимся, наши ребята не любят их.
— А мне какое дело, лишь бы ты меня любила, — Сергей сделал попытку обнять девушку, но та, упираясь локтями в его грудь, строго сказала: — Ишь ты, какой прыткий! Догоняй-ка своих, а то отстанешь.
— Придешь?
— Спрошу у тятеньки, — рассмеялась Устинья и, вырвавшись от Сергея, поднялась на крыльцо. Наклонившись на перила, долгим, внимательным взглядом посмотрела на юношу.