Следует отметить, что в последнее время произошло частичное объединение диалектов и возникли так называемые большие языки, охватывающие значительные территории. Это, например, язык меланезийского племени моту, на котором стали говорить жители в большом районе, примыкающем к Порт-Морсби, или язык добу на островах Луизиады.
Папуасские языки не имеют письменности, и даже единственный журнал для папуасов и меланезийцев, издающийся в Порт-Морсби в очень небольшом тираже «Papuan villager», печатается на английском языке. Трудно говорить, по какому пути объединения языка пойдет Новая Гвинея, одно ясно — за основу общенационального языка народы Новой Гвинеи не взяли бы чуждый им «пиджин-инглиш».
Но пока Новая Гвинея — фактически колония, и ее делегат Айсолини Салин, выступивший на Первой конференции народов Тихого океана, с горечью констатировал: «Мы не имеем общего языка…»
Но вернемся к нашему попутчику. Да, он действительно папуас из племени элема, живущего на побережье залива Папуа. Зовут его Данги. Ему много пришлось жить среди европейцев, и он научился хорошо говорить по-английски.
За разговорами незаметно прошли большую часть пути. Примыкающая к урезу полоса берега снова стала просторнее, показались какие-то строения, а совсем близко, в бухточке, на зеленом от отражающихся пальм зеркале воды расположилась флотилия лодок с убранными парусами. На носу одной из лодок о пальмовый канат, поддерживающий мачту в вертикальном положении, терлась пегая коза, а на соседней — нагие ребятишки забавлялись с поросенком, издававшим время от времени пронзительный визг.
— Это привезли на продажу? — спросили мы нового знакомого.
— О да! Но многие так и живут вместе с животными. С этих лодок — мы называем их лакатой — ловят рыбу и жемчуг. А для многих это плавучий дом. Ну вот вы и пришли, желаю вам всего хорошего, — сказал Данги.
— Приходите к нам на корабль!
— Благодарю вас.
Мы простились с Данги и свернули на рынок.
На берегу — просторный навес, однако большинство аборигенов предпочли разложить свой товар просто в тени пальм. Оранжевые апельсины и гроздья зеленых и молочно-желтых бананов, лиловатые клубни батата и кокосовые орехи рассыпаны на банановых листьях.
На веревках, натянутых между стволами пальм, подвешены диковинные рыбы. Некоторых из них мы узнаем — это коралловые. Тут же и панцири гигантских морских черепах, разнообразные раковины, крабы.
Многие меланезийцы и папуасы пришли на рынок, вероятно, из ближайших деревень и одеты более или менее по-европейски, но непременно босые. А некоторые были, по-видимому, из отдаленных мест. Темно-коричневые тела женщин украшены затейливой татуировкой. Никакой одежды, кроме юбочек из сухой травы или из листьев пандануса. Мужчины также обнажены, и на фоне темной кожи выделяются ярко-красные или оранжевые набедренные повязки.
Не уступая пестротой и колоритностью восточным базарам, рынок в Порт-Морсби явно уступал им в динамичности. Не было слышно возгласов, зазываний. Назвав цену, продавец уже не занимался покупателем, а спокойно продолжал перекладывать товар или просто безучастно созерцать происходящее вокруг.
Вблизи базара раскинулось предместье Порт-Морсби, населенное коренными новогвинейцами. Дощатые домики покрыты гофрированным железом или пальмовыми листьями. Эти хрупкие домики обступают со всех сторон стройные красавицы пальмы. Улицы не асфальтированы, и в пыли возятся голые ребятишки. Взрослых не видно — вероятно, все на работе. Лишь иногда можно увидеть старую меланезийку, хлопочущую у очага, сложенного из камней вблизи дома.
К первому советскому кораблю, прибывшему на Новую Гвинею, жители проявляли огромный интерес, и в течение трех дней стоянки в Порт-Морсби к нам на судно было настоящее паломничество. Научные работники переквалифицировались в гидов и водили морсбийцев по кораблю, знакомя с его научным оборудованием и лабораториями.