Выбрать главу

движениями медведей. Иногда который-нибудь из медведей подходил к

окну и, приложив к нему свою громадную голову, глухо рычал.

Лейтенант Гобсон и сержант, посоветовавшись между собой, решили, если медведи не уйдут сами, пробить в стенах дома несколько бойниц и

стрелять в них из ружей. Но к этому хотели прибегнуть лишь через

несколько дней, так как Гобсон вовсе не желал, чтобы через бойницы

проникал в дом холодный воздух: в комнатах и без того было холодно.

Даже моржовый жир, который клали в печи, настолько замерз, что его

приходилось разрубать топором.

День прошел без всяких изменений. Медведи бродили кругом дома, но пока еще не нападали. Солдаты следили за ними всю ночь, и к четырем

часам утра явилась надежда, что медведи ушли. По крайней мере, они больше не показывались.

В семь часов утра Марбр отправился на чердак за провизией, но сейчас

же прибежал назад и сказал, что медведи ходят по крыше дома.

Джаспер Гобсон, сержант, Мак-Нап и несколько солдат, схватив ружья, бросились к лестнице в коридоре, откуда был ход на чердак, закрывавшийся

опускною дверью.

На чердаке было так холодно, что через несколько минут лейтенант

и его спутники не могли уже держать ружья в руках. Пар от их дыхания

моментально замерзал и падал в виде снега.

Марбр не ошибся. Медведи поместились на крыше дома. Слышно было, как они когтями впивались в доски, и можно было опасаться, что

они их совсем оторвут.

Гобсон и все остальные не могли больше выдерживать холода и поспешили

спуститься вниз. Лейтенант позвал тогда всех на совет.

— Медведи,-—сказал он,— находятся сейчас на крыше. Это очень неприятное

обстоятельство. Пока нам еще нечего бояться, так как медведи

не могут проникнуть в дом. Но я боюсь, чтобы они не выломали дверь

на чердаке и не уничтожили сложенные там меха. Эти меха принадлежат

Компании, и наша обязанность их сохранить в целости. Я прошу вас, друзья мои, помочь мне перенести их в безопасное место.

Тотчас же все, выстроившись в шеренгу, стали в линию в зале, в кухне, в коридоре и на лестнице. Трое солдат по очереди входили на чердак

и передавали меха, которые через час были уже все перенесены в большую

залу.

Медведи в это время продолжали свое занятие, т.-е. старались разломать

крышу. В некоторых местах доски гнулись под их тяжестью. Мак-

Нап начинал серьезно беспокоиться. Строя крышу, он не имел в виду

той тяжести, которую ей теперь приходилось выдерживать, и он боялся, что она провалится.

Однако день прошел благополучно, и медведям не удалось пробраться

на чердак. Зато холод в комнатах становился все ощутительнее. Огонь

уже не так ярко пылал в печке, потому что дров оставалось очень мало.

Через полсуток, когда сгорит последнее полено, печь потухнет. Тогда

наступит смерть от холода, самая ужасная из всех смертей.

Несчастные колонисты, прижавшись друг к другу, сидели у охладевающей

уже печки, чувствуя, что у них кровь начинает леденеть. Но никто

не жаловался. Даже женщины геройски переносили мученья. Миссис Мак-

Нап судорожно прижимала ребенка к своей охладевшей груди. Некоторые

из солдат дремали, или, вернее, были погружены в какое-то оцепенение, не похожее на сон.

В три часа утра Джаспер Гобсон подошел к термометру, висевшему

в зале, в трех метрах от печки.

Термометр показывал четыре градуса ниже нуля (двадцать градусов

ниже нуля по Цельсию).

Лейтенант провел рукою по лбу. Взглянув на своих товарищей, составлявших

тесную молчаливую группу, он глубоко задумался.

В эту минуту чья-то рука легла на его плечо. Он вздрогнул и обернулся.

Перед ним стояла Полина Барнетт.

— Надо что-нибудь предпринять, лейтенант Гобсон,—проговорила энергичная

женщина.—Не можем же мы умереть, не сделав ничего для нашего

спасения!

— Да,—отвечал лейтенант, чувствуя прилив энергии,—надо что-нибудь

сделать!

Лейтенант позвал сержанта Лонга, Мак-Напа и Райя, т.-е. самых отважных

людей всего отряда. Все они вместе с Полиною Барнетт подошли

к окну и, промыв его горячей водой, взглянули на висевший снаружи

термометр.

— Семьдесят два градуса (сорок градусов ниже нуля)!— вскричал

Джаспер Гобсон.—Нам остается, друзья мои, выбирать одно из двух: или рисковать жизнью, решившись итти за дровами, или сжечь понемногу

скамьи, кровати, перегородки—одним словом—все, что только может гореть

в печке! Но это средство будет последним, потому что холод может

еще продолжиться, и ничто не предвещает перемены погоды.

— Надо рискнуть!—ответил сержант Лонг.

Такого же мнения были и оба товарища сержанта.

Затем, посоветовавшись между собою, все решили следующее: Один

из солдат побежит к сараю, в котором сложены дрова. С собою он

должен взять длинную веревку, обмотанную вокруг него, и захватить

еще другую веревку, конец которой останется в руках его товарищей.

Добежав до сарая, он живо наложит дров на сани и привяжет к ним веревку, чтобы можно было подтащить сани к дому; другую веревку он прикрепит

к задку саней, чтобы притянуть сани обратно в сарай. Таким

образом предполагалось установить сообщение между домом и сараем.

План этот, очень умно составленный, мог, однако, не удасться по

двум причинам: во-первых, дверь сарая могла быть занесена снегом, и ее

будет очень трудно отворить; во-вторых, можно было опасаться, что медведи

покинут крышу и спустятся во двор.

Сержант Лонг, Мак-Нап и Райе, все трое, предложили одновременно

свои услуги. Но сержант настаивал, чтобы это дело было поручено ему, как человеку одинокому, тогда как оба товарища его были женаты. Что

же касается лейтенанта, который тоже хотел итти за дровами, то Полина

Барнетт остановила его следующими словами:

--- Мистер Гобсон,—сказала она,—вы наш начальник, ваша жизнь

необходима всем нам, и вы не имете права ею рисковать.

Лейтенанту пришлось согласиться со словами Полины Барнетт. Из

трех, желающих итти в сарай за дровами, он выбрал сержанта Лонга.

Остальные обитатели форта оставались безучастными, так как находились

в каком-то полусонном состоянии и ничего не знали о предполагавшейся

смелой попытке.

Были приготовлены две длинные веревки. Одну из них сержант об-

рязал вокруг пояса, поверх шкур, в которые он закутался и которые

представляли собою ценность больше чем в тысячу фунтов стерлингов.

Другую веревку он привязал к поясу, на которой повесил огниво и заряженный

револьвер. Прежде, чем уйти, он выпил полстакана виски: „Чтобы

запастись топливом“ ,—сказал он.

Тогда Гобсон, Лонг, Райе и Мак-Нап прошли через кухню, в которой

плита уже совсем остыла, в коридор. Райе поднялся к двери чердака и, приотворив ее, удостоверился, что медведи находились на крыше. Значит, можно было начать действовать.

Когда открыли первую дверь в сенях, Гобсон и его спутники сразу

почувствовали, что их охватил страшный холод. Затем открыли и вторую

дверь, выходящую прямо во двор. В ту же минуту они почувствовали, что задыхаются, и подались назад. Сырость ворвалась в коридор, сгустилась, и тонкий слой снега покрыл пол и стены.

Воздух снаружи был необыкновенно сухой, и небо было усеяно яркими

звездами.

Сержант Лонг бросился бежать, увлекая веревку, конец которой остался

в руках его товарищей. Наружную дверь закрыли; Гобсон, Мак-Нап и

Райе вошли в коридор, затворив за собою и вторую дверь, и стали ждать.

Если Лонг не вернется через несколько минут, можно будет предположить, что ему удалось наполнить сани дровами; для этого, конечно, не потребуется

больше десяти минут, если только дверь не занесена снегом.

В это время Райе наблюдал на чердаке за медведями. Благодаря