очень темной ночи, можно было надеяться, что они не заметят сержанта.
Через десять минут после ухода Лонга Джаспер Гобсон, Мак-Нап и
Райе возвратились в узкий проход между двумя выходными дверями и
стали ждать условного знака, чтобы притянуть к себе сани с дровами.
Прошло еще пять минут. Веревка, конец которой они держали, оставалась
неподвижной. Можно себе представить их беспокойство! Сержант
отправился уже четверть часа тому назад,—этого было вполне достаточно
для нагрузки саней,—и до сих пор не подавал условного знака.
Джаспер Гобсон подождал еще несколько секунд, затем, натянув веревку,
он приказал тащить ее к себе. Если дрова еще не наложены, сержант
может им дать знак остановиться.
Веревку потянули со всей силы. Какой-то тяжелый предмет стал медленно
подвигаться к дому. Через несколько секунд этот предмет уже был
у входной двери...
Это было тело сержанта, привязанное за пояс. Несчастный Лонг не
успел даже добежать до сарая. Пораженный холодом, он упал на дороге
и, конечно, его тело, пробывшее двадцать минут на морозе, могло быть
лишь трупом!
Мак-Нап и Райе с криком ужаса поспешили перенести тело сержанта
в коридор; но в ту минуту, когда лейтенант хотел запереть наружную
дверь, он почувствовал сильный толчок, сопровождавшийся ужасным ревом.
— Ко мне!—закричал Джаспер Гобсон.
Мак-Нап и Райе бросились на помощь к лейтенанту, но их предупредила
Полина Барнетт, старавшаяся изо всех сил помочь ему удержать
дверь. Громадный медведь, навалившись всей своей тяжестью, все больше
и больше отодвигал дверь, увеличивая проход в коридор.
Тогда Полина Барнетт выхватила револьвер из-за пояса лейтенанта и, выждав, когда громадная голова медведя показалась в дверях, всадила
пулю в открытую пасть зверя.
Медведь упал назад, убитый насмерть, и дверь была забита наглухо.
Тело сержанта сейчас же было перенесено в залу и положено около
печки. Но в ней лишь тлели последние уголья! Каким образом оживить
несчастного? Как вернуть его к жизни, которая, казалось, покинула его?
— Я пойду!— вскричал кузнец Райе.—Я пойду за дровами, или...
— Да, Райе,—раздался чей-то голос возле него,—мы пойдем вместе!
— Нет, нет, друзья мои,—закричал Гобсон.—Вы погибнете или от
холода, или от медведей! Сожжем здесь все, что может гореть; а там уж
будь, что будет.
Тогда полузамерзшие люди вскочили и, как безумные, принялись рубить
топорами все, что попадалось под руку. Скамейки, столы, перегородки—
все было разбито, расколото на куски, и вскоре яркий огонь запылал
в печке большой залы и на очаге в кухне.
Температура в комнатах поднялась на двенадцать градусов. Все принялись
заботливо ухаживать за сержантом. Его растерли теплой водкой, и кровообращение стало понемногу восстанавливаться. Белые пятна, которыми
было покрыто все его тело, исчезли. Но несчастный Лонг все же
сильно пострадал, и только через час он оказался в состоянии говорить.
Полина Барнетт выхватила револьвер.
Его уложили в теплую постель, и Полина Барнетт с Мэдж просидели
около него до утра.
В это время Гобсон, Мак-Нап и Райе придумывали выход из своего
ужасного положения. Всех этих ^обломков, заменявших дрова, могло хватить
дня на два, не больше. Что будет тогда с ними, если погода нс
станет теплее? Новолуние продолжалось уже сорок восемь часов и не
вызвало никакой перемены. Северный ветер угрожал попрежнему своим
ледяным дыханием. Барометр указывал сухую ясную погоду, и пока нечего
было рассчитывать на близкую оттепель. Но что же тогда делать, если мороз продолжится еще несколько дней? Рискнуть опять итти за
дровами? Но теперь это было еще опаснее, так как на них, наверное, нападут медведи. Бороться же на воздухе с этими страшными зверями
было бы верхом безумия. Последствием могла быть лишь гибель всех
колонистов.
Во всяком случае, температура в комнатах была теперь довольно сносная.
В этот день миссис Джолифф приготовила на завтрак жареную говядину
и чай. Каждый, не исключая и сержанта Лонга, выпил свою
обычную порцию грога. Все это, вместе с благодетельным теплом, распространявшимся
из накаленных печей, подняло упавший было дух узников.
Все ожидали лишь приказаний лейтенанта, чтобы смело напасть на медведей.
Но Гобсон, находя силы неравными, не хотел рисковать людьми.
День, казалось, должен пройти без новых приключений* Вдруг около трех
часов услыхали сильный шум наверху.
— Вот они!—закричали солдаты, хватая топоры и револьверы.
Было ясно, что медведи, разломав крышу, пробрались на чердак.
— Никому не уходить без моего приказания!-—скомандовал лейтенант
спокойным голосом.—Райе, закрой опускную дверь!
Кузнец бросился в коридор, взбежал по лестнице и крепко запер
дверь на чердак.
В это время на потолке, который, казалось, оседал под тяжестью
медведей, происходила ужасная возня. Медведи рычали, впиваясь когтями
в дерево и стараясь во что бы то ни стало разнести потолок.
Оставалось решить, какими последствиями могло сопровождаться это
появление медведей на чердаке. Гобсон долго совещался с товарищами, и, наконец, все пришли к убеждению, что положение их стало, пожалуй, лучше, чем было. Если все медведи находились теперь на чердаке, можно
было напасть на них, не боясь, что холод захватит дыхание или что
люди не в состоянии будут держать в руках оружие. Конечно, сражаться
в рукопашную с медведями представляло немало опасности, но все же
можно было надеяться их победить.
Но чтобы напасть на медведей, надо было пробираться по одиночке
на чердак, так как опускная дверь была очень узка. Вот почему Гобсон
медлил отдать приказание начать нападение. Посоветовавшись опять с сержантом
Лонгом и солдатами, он решил подождать еще некоторое время.
Может быть, какое-нибудь неожиданное обстоятельство изменит все к лучшему, тем более, что едва ли медведи разломают потолок, который был
несравненно прочнее решетника крыши.
Так прождали целый день. Ночью никто не мог спать, так как медведи
подняли страшный шум.
Около девяти часов утра случилось обстоятельство, заставившее, наконец, Гобсона действовать.
Трубы от печки и плиты проходили через чердак. Сложенные из
известковых кирпичей, они вскоре уступили усилиям бесновавшихся зверей.
Обломки кирпичей повалились внутрь, и тяга в печке прекратилась.
Это было большое несчастье, которое привело бы в отчаяние менее
энергичных людей. В то время, как в печах потухал огонь, едкий черный
дым начал распространяться по всему дому. Вскоре трубы были совершенно
разрушены, и повалил такой густой дым, что затемнил свет
ламп.
Надо было уйти из дому, чтобы не задохнуться в этой невозможной
атмосфере, а выйти из дому—значило погибнуть от холода. Некоторые
из женщин кричали от ужаса.
— Друзья,—вскричал лейтенант, хватая топор,—идем на медведей!
Больше ничего не оставалось делать. Надо было уничтожить страшных
зверей. Все бросились через коридор на лестницу. Джаспер Гобсон
был впереди всех. Подняли опускную дверь. Раздались выстрелы среди
черных клубов дыма, и рев зверей смешался с человеческими криками.
Сражались в полнейшей темноте.
Но в эту минуту послышался страшный грохот. Дом зашатался и наклонился
набок. Пораженные неожиданностью, Джаспер Гобсон и его товарищи
смотрели с удивлением, как медведи, испуганные не меньше их,
пустились с ревом бежать и вскоре скрылись в темноте.
XXII. Пять долгих месяцев
Сильное землетрясение поколебало эту часть материка. Такие явления