к нему и осыпала поцелуями.
Молодая эскимоска была положительно растрогана гостеприимством
своих европейских друзей. Встреча с ними для нее была праздником. Все
были обрадованы, узнав, что она проведет в фактории всю зиму, так
как позднее время года, будто бы, уже лишало ее возможности возвратиться
тотчас же в Новую Георгию.
Но если обитатели форта Надежды были приятно изумлены прибытием
молодой туземки, то что же мог подумать Гобсон, когда он вдруг
увидал Калюмах под руку с Полиной Барнетт? Вероятно, он просто не
поверил своим глазам. Внезапная мысль, как светлый луч надежды, на
одно мгновенье появилась было в его мозгу—мысль, что остров Виктории
совершенно для него незаметно вновь пристал к Американскому
материку.
Полина тотчас же прочла в глазах лейтенанта эту его невероятную
гипотезу и отрицательно покачала головою.
Гобсон тоже понял, что положение нисколько не изменилось, и стал
ожидать объяснений от Полины.
Несколько позднее Джаспер и Полина прогуливались у подошвы мыса
Батурст, и ему пришлось с удивлением выслушать рассказ о приключениях
молодой Калюмах.
Таким образом, все предположения Джаспера Гобсона оказались совершенно
верными. Во время бури двигавшийся с северо-востока ураган
действительно отбросил остров в опасное северное течение океана и в
страшную ночь с 30-го на 31-е августа приблизил его, на расстояние
не больше одной мили, к Американскому материку. И не огонь с судна, не крик бедствовавших моряков видел и слышал тогда Джаспер Гобсон.
Земля была там, и так близко, что если бы благоприятный ветер дул
еще с час, остров Виктории благополучно пристал бы к берегу Русской
Америки. Но роковой ветер переменился и отбросил остров от берега.
В то же время ужасное северное течение подхватило его, и с этой минуты
с необычайной быстротой, которой уже ничто не могло умерить,
остров помчался до опаснейшей точки встречи двух арктических течений, из которых каждое легко могло теперь унести свою часть злосчастного
острова.
В сотый раз лейтенант совещался с Полиною Барнетт обо всех этих
серьезных обстоятельствах и, наконец, спросил, не произошло ли каких-
либо крупных перемен между мысом Батурст и заливом Моржей?
Полина Барнетт ответила, что в некоторых местах уровень берега как
бы понизился и что волны теперь уже плещут там, где прежде берег был
для них совершенно недоступен. Она рассказала также и о мысе Эскимосов
и о том разрыве, который здесь произошел.
Все это было далеко не утешительно! Становилось совершенно ясно, что нижняя, состоявшая изо льда часть острова постепенно таяла, омываемая
более теплым течением, и все то, что уже произошло с мысом
Эскимосов, могло каждую минуту случиться и с мысом Батурст. Дом
фактории ежечасно, днем и ночью, мог вдруг провалиться в пучину. Единственным
спасением для них была бы теперь зима с ее стужами, но она
медлила.
На другой день, 4-го сентября, новое вычисление лейтенанта показало, что положение острова нисколько не изменилось. Он стоял совершенно
неподвижно в точке встречи двух противоположных течений. Это, в конце
концов, было для них самым благоприятным выходом из всех, какие
только можно было придумать в их положении.
— Пусть только настанут морозы и нас окружит сплошной лед,—сказал
лейтенант.—Замерзнет море вокруг нас—и наше спасение обеспечено!
Мы не дальше двухсот миль от берега. По льду легко можно достигнуть
или берегов Америки, или берега Азии. Но зима, зима нам нужна во что бы
то ни стало!
Последние приготовления к зимовке уже оканчивались по приказанию
лейтенанта. Для домашних животных на всю длинную полярную ночь
была заготовлена пища. Все собаки были в отличном состоянии и хорошо
поправились. Это было необходимо, в виду тех больших переходов, которые
им предстояли впереди, когда, покинув форт Надежды, придется
пуститься в путь через необозримое ледяное поле к берегу. Было необходимо
пока поддерживать их здоровье и силы. Поэтому свежее мясо, по
преимуществу мясо оленей, которых убивали в окрестностях фактории, служило им ежедневной пищей.
Благоденствовали и домашние олени. Их помещения были очень
удобны, и в магазинах форта были заготовлены и сложены для них большие
запасы мха. Оленьи самки давали много молока, которое шло на
надобности кухни, по распоряжениям миссис Джолифф. Капрал со своею
женою возобновили даже обычные посевы, которые отлично удались
в теплое время года. Еще до снега земля была обработана для посадки
драгоценнейших средств против цынги: щавеля, ложечника и лабрадорского
чая.
Что касается дров, они наполняли сарай по самую крышу. Суровая и
морозная зима могла теперь являться в любое время, и даже ртуть могла
спокойно замерзать в термометрах—на этот раз обитателям форта уж не
пришлось бы жечь мебель, как это было в последние жестокие морозы.
Плотник Мак-Нап и его работники приняли свои меры, и теперь даже
обрубки от постройки судна пошли в запас топлива.
Около этого же времени было поймано несколько уже одевшихся зимним
мехом пушных зверей куниц, голубых лисиц, горностаев и соболей.
Марбр и Сабин получили от лейтенанта позволение поставить несколько
западней и ловушек. Гобсон, боясь возбудить недоверие, не мог отказать
в этом позволении; к тому же он не мог найти никакого серьезного предлога
для этого, хотя отлично знал, что продолжение истребления этих
беззащитных животных с целью добычи драгоценных мехов уже не
принесет никому никакой пользы. Впрочем, мясо этих зверей шло собакам, и, таким образом, сберегалась оленина.
Все готовились к зимовке, словно форт Надежды был построен на
твердой земле материка. Солдаты работали со старанием, которого они, разумеется, не имели бы, если бы догадались о тайне своего безотрадного
положения.
Сделанные с возможной точностью наблюдения над положением
острова вновь показали, что оно нисколько не изменилось за последние
несколько дней. У Гобсона, при виде этой неподвижности острова Виктории, явилась надежда на благополучный исход. Если зима с ее морозами
все еще не приходила, и термометр показывал лишь сорок девять градусов
по Фаренгейту (девять градусов ниже нуля), то все же было замечено, что лебеди уже начали свой отлет в более теплый край. То же
делали и другие не боящиеся перелетов через море птицы, мало-по-малу
покидая берега острова. Они отлично знали, что Американский и Азиатский
континенты, с их более мягким климатом и более гостеприимными
во всех отношениях землями, находились недалеко, и что их крылья
достаточно могучи, чтобы перенести их туда. Множество этих птиц было
поймано. По совету Полины Барнетт, лейтенант повесил им на шеи билетики
из клеенки с сообщением о положении острова, судьбе его обитателей
и с перечнем имен. Затем птицы были выпущены. С тайной
завистью смотрели на них Полина с товарищами, когда они улетали на юг.
Конечно, все это было сделано в тайне от других обитателей форта, не посвященных в жуткую правду о положении острова.
Что касается находившихся на острове четвероногих животных, то
они уже не могли себе искать лучших убежищ в более теплых местах, как это они всегда прежде делали к зиме. Обыкновенно в это время
года, в первых числах сентября, лисицы, полярные зайцы, даже волки—
и те уже покидали окрестности мыса Батурст и направлялись в окрестности
Большого Медвежьего и Невольничьего озер, лежащих гораздо ниже
полярного круга. Но на этот раз море ставило им непреодолимую преграду, и приходилось ждать, когда оно застынет от морозов, чтобы по