льду уже искать более гостеприимных мест. Несомненно, все эти животные, движимые инстинктом, уже не раз пытались пробраться к югу, но
открытое море заставляло их каждый раз вновь возвращаться к форту
Надежды, поближе к людям, заключенным, как и они, к этим охотникам—
когда-то их злейшим врагам.
Произведенные 5-го, 6-го, 7-го, 8-го и 9-го сентября наблюдения не
обнаружили никакой перемены в положении острова. Он удерживался на
одном месте благодаря большому пространству, находившемуся между
двумя течениями. Еще две, три недели такого же положения—и лейтенант
мог считать всех спасенными.
Однако неудача продолжала преследовать обитателей форта. Им
предстояло еще много тяжелых испытаний. 10-го сентября наблюдения
показали начавшееся опять передвижение острова Виктории, и притом
по направлению к северу.
Гобсон был в отчаянии! Остров плыл теперь по Камчатскому течению, направляясь в неведомые страны, где все покрыто льдом. Он стремился
в недосягаемые пустыни Северного океана, откуда нет возврата.
Лейтенант не скрыл опасности от тех, кто был посвящен в его тайну.
Этот новый удар судьбы был мужественно принят всеми.
— А может быть,—сказала путешественница,— остров остановится еще
раз наконец, может быть, он будет подвигаться очень медленно. Не
будем терять надежды... и подождем! Зима близка, мы сами идем ей
навстречу.
11-го и 12-го сентября движение к северу стало еще заметнее. Остров
Виктории плыл со скоростью двенадцати—тринадцати миль в день, все
больше и больше удаляясь от земли. Он должен был вскоре пройти
семидесятую параллель, пересекавшую прежде крайнюю оконечность мыса
Батурст.
Нанося ежедневно положение острова на карту, лейтенант видел, в какую ужасную пропасть неслось их пристанище. Единственным утешением
была высказанная миссис Барнетт мысль, что они шли навстречу
зиме.
Плывя таким образом, можно было скорее встретить холод и лед, который должен был остановить движение острова. Но если можно было
надеяться не пойти ко дну, то зато какой длинный и трудный путь предстояло
им совершить потом к материку! Если бы судно было готово,
лейтенант, конечно, не задумался бы сесть на него со всеми своими товарищами.
Но оно, к сожалению, еще не было окончено.
16-го сентября остров Виктории находился в семидесяти пяти—восьмидесяти
милях севернее того места, где он простоял несколько дней
неподвижно между Камчатским и Беринговым проливами. Теперь признаки
зимы обнаруживались еще резче. Снег шел почти все время, падая большими
хлопьями. Ртуть мало-по-малу опускалась. Температура, в среднем
державшаяся шесть—семь градусов выше нуля, опускалась по ночам до
нуля. Солнце описывало длинную дугу над горизонтом и, поднявшись
в полдень лишь на несколько градусов, скрывалось на одиннадцать часов
из двадцати четырех.
Наконец, в ночь с 16-го на 17-е сентября показались первые льдины, похожие больше на плававшие на поверхности океана снеговые пятна.
Можно было заметить, следуя наблюдениям знаменитого мореплавателя
Скоресби, что снег успокаивал морское волнение, как масло, употребляемое
для той же цели моряками. Небольшие льдинки старались сплотиться; это им удалось бы в спокойных водах, но здесь волнение их тотчас же
разбивало и рассеивало.
Гобсон наблюдал за этими льдинами с большим вниманием. Он знал, что за сутки ледяная кора, утолщаясь снизу, достигала семи сантиметров
толщины: этого было достаточно, чтобы сдержать тяжесть человека. Он
надеялся, что движение острова к северу будет скоро остановлено.
Но наступал день и уничтожал снова работу ночи. Если по ночам
льдины замедляли движение острова, то днем он плыл еще скорее, уносимый
каким-то необыкновенно быстрым течением.
21-го сентября, в момент равноденствия, день был равен ночи. Начиная
с этого времени, ночи стали заметно длиннее.
Зима наступала, но не быстро. Остров Виктории переплыл на градус
семидесятую параллель и впервые подвергся вращательному движению,
равнявшемуся четверти окружности острова.
Понятно, как все это встревожило Джаспера Гобсона. Тайна, которую
он так берег, могла быть открыта самой природой, так как вследствие
вращательного движения все изменилось. Солнце, луна и звезды восходили
и заходили не на своем обычном месте, и это не могло не
Гобсон был в отчаянии...
обратить внимания таких наблюдательных людей, как Мак-Нап, Райе
и Марбр.
Но, к великому удовольствию лейтенанта, никто, казалось, не замечал
происшедшей перемены. Перемещение было незначительно, а покрытое
тучами небо не позволяло ясно видеть восход и заход небесных
светил.
С этого дня остров поплыл с еще большей скоростью, подвигаясь
к полюсу и удаляясь от земли. Несмотря на всю твердость характера, Джаспер Гобсон стал приходить в отчаяние.
Вскоре температура понизилась еще больше. 23-го и 24-го шел целый
день снег, и мало-по-малу образовалась громадная ледяная равнина.
Море замерзало.
Наконец, 27-го сентября, наблюдение показало, что остров Виктории
стоит на скованном льдом месте под 177°22' долготы и 77°57' широты, более, чем в шести стах милях от материка.
XI. Сообщение Джаспера Гобсона
Таково было положение обитателей форта. Остров „бросил якорь“ , по выражению сержанта Лонга, т.-е. остановился и стал таким же неподвижным, каким был раньше, до разрыва перешейка с материком. Но
шестьсот миль отделяло его еще от земли, и это расстояние надо было
пройти по замерзшему океану, среди громадных льдин, в самые холодные
месяцы северной зимы.
Это было очень опасное предприятие, но колебаться не было возможности.
Нетерпеливо ожидаемая Джаспером Гобсоном зима, наконец, наступила.
Она остановила остров и соорудила между ним и ближайшими
материками ледяной мост в шестьсот миль длиною! Надо было воспользоваться
этим обстоятельством и постараться вывести всех из этих ледяных
пустынь.
Действительно,—как и объяснил лейтенант своим друзьям,—нельзя же
было ожидать весны с ее ледоходом и рисковать быть снова унесенными
течением Берингова пролива. Оставалось только выждать, чтобы лед
окреп, т.-е. подождать еще три, четыре недели, которые можно было
употребить на осмотр и разыскание наилучшего санного пути или к азиатским
берегам, или к Американскому материку.
— Нечего и говорить,—объяснял Джаспер Гобсон своим друзьям,—
что если только будет возможно, предпочтение будет, конечно, отдано
Новой Георгии. Мы отправимся к берегам Русской Америки.
— Калюмах будет нам тогда очень полезна,—заметила Полина Барнетт,—
она, как туземка, прекрасно знает эту местность.
— Да, она принесет нам большую пользу,—ответил лейтенант,—и за
приход ее к нам мы должны ее благодарить от всей души. С ее помощью
нам будет гораздо легче добраться до форта Михаила у Нортондского
залива, и даже еще южнее, до города Ново-Архангельска, где мы и проведем
конец зимы.
— Бедный форт Надежды!—сказала Полина Барнетт.—Сколько трудов
и забот было положено на него! Мне будет больно покинуть его на
этом острове за непроходимыми льдами. Да, я чувствую, что мое сердце
будет разрываться, когда придется расстаться с ним!
— Мне будет не менее тяжело, чем вам, милэди,—сказал Джаспер
Гобсон,—а может быть, даже и больше. Я вложил все мое уменье, всю
мою энергию в устройство этого форта, и никогда не утешусь при мысли, что должен его покинуть! Наконец, что скажет Компания, доверившая мне
это дело!
— Она скажет, мистер Гобсон,—горячо воскликнула Полина,—что