и приготовиться к отдыху,
Ледяные горы были самых разнообразных форм.
Лейтенант и сержант Лонг отправились вперед, чтобы исследовать
трещину, проклиная в душе эту теплую, так некстати выпавшую им на
долю зиму.
— Надо же, однако, перейти полынью,— сказал сержант,—ведь нс
можем же мы здесь оставаться.
— Да, перейти необходимо,— ответил лейтенант,—Все равно, придется
ли подняться к северу, или спуститься к югу, но мы эту полынью
обойдем. После нее мы, наверно, встретим еще другие полыньи, тогда
опять придется их обходить, и так без конца, пока будет продолжаться
эта отвратительная неопределенная температура.
— Что же, господин лейтенант, нам нужно сделать разведку, прежде
чем пускаться в дальнейший путь.
— Да, надо это сделать, сержант,—ответил лейтенант Гобсон,—иначе
мы рискуем, пройдя несколько сот миль, не покрыть и половины расстояния, отделяющего нас от Американского материка. Да, необходимо прежде
всего исследовать поверхность ледяного поля, что я и сделаю!
Не сказав больше ни слова, Гобсон разделся и, бросившись в эту
полузамерзшую воду, достиг вскоре противоположного края и исчез среди
ледяных гор.
Несколько часов спустя Гобсон вернулся страшно уставший и сообщил
сержанту и Барнетт, что ледяное поле непроходимо.
— Может быть,—сказал он им,— один человек, пешком, без саней
и багажа мог бы как-нибудь пройти, но для каравана это положительно
невозможно! Все пространство к востоку испещрено трещинами, и, право, на лодке было бы удобнее, чем на санях, добраться до Американского
материка!
— Что ж,— сказал сержант Лонг,—если один человек может до него
добраться, то почему же нам этого не попробовать?
— Мне уже приходила мысль отправиться,—ответил Джаспер Гобсон.
— Вам, мистер Гобсон?
— Вам, господин лейтенант?
Эти два одновременных возгласа показали, насколько замечание лейтенанта
было неожиданным и нежелательным! Разве ему, как начальнику
экспедиции, можно было покинуть их, рискуя собственной жизнью! Нет, нет, это невозможно. Гобсон понял их и больше не настаивал.
— Я понимаю вас, друзья мои,— сказал он,— и не покину вас. Но
и никто другой не должен подвергать себя бесполезной опасности, так
как погибнет наверняка. Но если даже допустить, что он достигнет Ново-
Архангельска, то как он может помочь нам? Нанять корабль и ехать за
нами? Но для этого придется ждать вскрытия льда, а тогда наш остров
может быть унесен неизвестно куда.
— Вы правы, господин лейтенант,—ответил сержант.—Останемся же
все вместе. Если нам суждено спастись на корабле, то для этого у нас
есть корабль Мак-Напа. Он уже готов и ожидает нас у мыса Батурст.
Полина Барнетт вслушивалась с большим вниманием в этот разговор.
Она отлично понимала, что раз они не имеют возможности искать спасения
переходом по ледяному полю, то им остается лишь надеяться на
судно Мак-Напа и ожидать вскрытия льдов.
— В таком случае, мистер Гобсон,—сказала она,—что же вы думаете
делать?
— Думаю, что надо вернуться на остров Виктории.
— Так вернемся же, не будем терять ни минуты.
Собрав всех, лейтенант объявил о необходимости возвратиться в
форт Надежды,
Первое впечатление, произведенное словами лейтенанта, было удручающее.
Все так рассчитывали на счастливый исход, что теперь их разочарование
было вполне понятно; однако, они вскоре овладели собой и
согласились.
Лейтенант рассказал им о своей последней разведке и объяснил невозможность
продолжать путешествие всем караваном и с кладью, без
которой нельзя было просуществовать несколько месяцев, необходимых
для достижения материка.
— В настоящую минуту,—сказал он,— мы отрезаны и лишены всякого
сообщения с Американским материком. Продолжая двигаться к востоку, мы рискуем оказаться не в состоянии возвратиться на остров, составляющий
теперь наше единственное спасение. Если же ледоход застанет нас
здесь, мы погибли. Я ничего не скрываю от вас, но и не преувеличиваю
опасность. Вы сами отважны и знаете, что и я не из тех, которые
отступают. Но, повторяю вам, что продолжать путешествие невозможно!
Но гарнизон и без того верил своему начальнику. Все знали его
храбрость и энергию и понимали, что раз он считает что-либо невозможным, то так это и есть на самом деле.
Возвращение в форт было назначено на следующий день. Оно совершилось
при самых грустных условиях. Погода была отвратительная.
Сильнейший ветер пролетал по ледяному полю. Дождь лил, как из ведра.
С какими трудностями надо было пробираться в такую погоду, да еще
в темноте, через лабиринт ледяных гор.
Каравану пришлось употребить четверо суток, чтобы дойти до острова.
Несколько саней провалились вместе с собаками в полыньи. Благодаря
заботам и энергии лейтенанта не было ни одного несчастного случая
с людьми. Но сколько трудов, ужасов и опасностей предстояло опять
бедным зимовщикам!
XIV. Месяцы зимы
Лейтенант Гобсон и его спутники возвратились в форт Надежды лишь
к 28-му, совершенно усталые. У них теперь оставалась одна надежда—
на постройку корабля, да и им они могли бы воспользоваться не раньше
как через шесть месяцев, когда море станет совершенно свободным от льда.
Зимовка началась вновь. Сани были разгружены, провизия сложена
в амбары, а инструменты, одежда и меха были размещены по магазинам.
Собаки вновь водворились на псарне, а олени в загоне.
Томас Блэк тоже принужден был возвратиться в свое помещение, как
ни было это ему неприятно. Несчастный астроном снова перенес туда
свои инструменты, книги и тетради и, кляня теперь больше чем когда-
либо судьбу, которая была против него, оставался, как и прежде, совершенно
безучастным ко всему, что делалось вокруг.
Было совершенно достаточно одного дня, чтобы зимовщики могли
снова вполне устроиться, и жизнь их потекла с однообразием, которое
показалось бы ужасным для жителей больших городов.
Работы иглою, починка одежды, переборка более драгоценных мехов, часть которых, может быть, еще можно было бы вывезти, наблюдение
над временем и его определение, осмотр ледяного поля, наконец, чтение
и письмо—таковы были ежедневные занятия заключенных острова.
Полина Барнетт всюду была руководительницей, и ее влияние было заметно
во всем. Если иногда у солдат происходило небольшое столкновение, вызванное тяжелым положением настоящего и неизвестностью будущего, то, под влиянием нескольких примирительных слов Полины Барнетт, все
тотчас же успокаивались. Путешественница имела большое влияние на
всех, но свое влияние употребляла лишь на общую пользу.
Калюмах с каждым днем все больше и больше привязывалась к ней.
С другой стороны, все любили молодую эскимоску за ее услужливость
и кротость. Полина Барнетт взялась за ее воспитание и осталась ею
довольна, так как Калюмах была очень прилежна и внимательна. Она
помогла ей усовершенствоваться в знании английского языка и научила
читать и писать на нем.
Если бы Калюмах только захотела, у ней появилось бы и десять
учителей, которые все спорили о чести ее учить, так как среди солдат—
уроженцев Англии или ее колоний—не было ни одного неграмотного или
не знавшего счета.
Постройка судна, между тем, все продолжалась. Оно могло быть
совершенно готово и оснащено к концу месяца. Мак-Нап с товарищами, не смущаясь темнотой полярной ночи, усердно работали над судном при
свете факелов, в то же время другие работали в сараях над таке-*
лажем. 67