Выбрать главу

Самый многочисленный слой граждан, по Платону, — ремесленники (к которым относятся также торговцы и земледельцы). Они кормят все общество и удовлетворяют насущные потребности страны. Главная их добродетель — обуздание своих страстей, умеренность и ограничение желаний. Специальные чиновники следят за их мыслями и поступками.

Но государство нуждается, кроме пищи, одежды и т. п., еще и в защите. Эту роль выполняют стражи. Поставлены они в особые условия: ничто не должно отвлекать их от строгих и священных обязанностей. «Все общее среди друзей», пишет Платон и лишает их права иметь собственность, обзаводиться семьей.

Наконец, высший класс — правители-философы. Эти мудрецы ничего общего не имеют со столь ненавистными Платону руководителями афинской демократии. Не дешевая популярность или воинские заслуги приводят философов к власти, а долгие годы занятий науками. Только тот, кто образован и умен, имеет право управлять людьми. И «пока не будут философы царствовать или цари искренне философствовать, пока государственная сила и философия не совпадут в одно, дотоле человеческий род не дождется конца злу».

Правители учат народ, заботятся о его благе- независимо от того, хочет он этого или нет, ибо народ-дитя, неспособный понимать истину. Философы не обязаны убеждать кого-либо в справедливости своих решений. Они непогрешимы и бесконтрольны, заранее все могут предусмотреть и не нуждаются в советчиках. Их мудрость гарантирует всеобщее благо.

Государственное устройство Платона напоминает кое-чем аристократическую спартанскую «общину равных». Да и сам философ обращался к истории, чтобы подкрепить свою правоту. В диалогах «Тимей» и «Критий» он подробно рассказывает о древнейшем, пре-афинском государстве, якобы существовавшем 9 тысяч лет назад, в эпоху величайшего расцвета его родины. Там жили люди, «прославленные красотой тела и различными доблестями». Они разделялись на классы: жрецов, пастухов, охотников, земледельцев, художников и воинов.

Такой порядок установила богиня Афина. «Любя войну и мудрость, она выбрала место, которое должно было давать мужей, более всего ей подобных. И они жили, пользуясь такими законами и все совершенствуя свое благоустройство, так что превзошли добродетелью всех людей, как это и подобало сынам и потомкам богов».

Правда, потом этот удивительный народ исчез с лица земли в результате грандиозной стихийной катастрофы («когда происходили землетрясения и потопы»), и не осталось никаких следов его существования. Ничего не сообщают о нем и мифы. Поэтому столь детальное описание Платоном нравов и государственного устройства предков афинян поневоле внушает мысль, что мы имеем дело лишь с вымыслом философа, своего рода патриотической фантазией, придуманной им для пропаганды его социально-политической теории.

Конечно, Платон не мог предвидеть будущего. Быть может, он усомнился бы в реальности своих планов, если б узнал, как в XVIII веке игриво флиртовали с философами такие самодержцы, как прусский король Фридрих Второй, обласкавший Вольтера, или русская императрица Екатерина Вторая, клявшаяся в верности идеалам Дидро. Немало находилось подобных покровителей философии, которые боролись за справедливость — правда, полагая при этом, что самое справедливое на свете — это их собственная власть.

В народе же сохранялись свои представления об идеальном государстве. Это царство будущего удивительным образом напоминало времена далекого прошлого. Для эллинов это был легендарный золотой век: всеобщее изобилие, всеобщее равенство, отсутствие забот и отсутствие собственности.

Отголоски подобных представлений можно найти уже у Гомера. В «Одиссее» мы встречаемся с первой из известных нам литературных утопий — описанием идеального государства феаков.

Этот мифический народ жил на острове Схерия, который многие ученые отождествляют с нынешним островом Корфу. Уйдя от прежних беспокойных соседей Циклопов, феаки поселились здесь во главе с сыном Посейдона и построили город с крепкими стенами, широкими площадями, храмами и дворцами. Феаки считались любимцами богов, которые нередко являлись на их пиры. Особенно покровительствовал им Посейдон, сделавший их искуснейшими мореходами, не знающими страха.

Одиссей, потерпевший, крушение и выброшенный волнами на берег Схерии, с изумлением глядит на обширную гавань и бесконечный ряд удивительных кораблей. Ему объясняют:

Нам, феакийцам, не нужно ни луков, ни стрел; вся заботаНаша о мачтах, и веслах, и прочных судах мореходных;Весело нам в кораблях обтекать многошумное море…Кормщик не правит в морях кораблем феакийским; руля мы,Нужного каждому судну, на наших судах не имеемСами они понимают своих корабельщиков мысли,Сами находят они и жилища людей и поля ихТучнообильные; быстро они все моря обтекают,Мглой и туманом одетые. Нет никогда им боязниВред на волнах потерпеть иль от бури в пучине погибнуть.

Все на этом сказочном острове носит отблеск золотого века. Дворец царя Алкиноя излучает сияние — золотом, серебром, медью сверкают стены, двери и карнизы, украшенные драгоценностями. Ворота охраняют создания Гефеста — живые и бессмертные золотые псы! В огромном саду круглый год плодоносят деревья, созревает виноград. Богатая земля, разделенная на участки между жителями, дает обильные всходы, а пристани завалены привезенными издалека товарами.

Весело и беззаботно проводят свои дни феаки. Они устраивают пышные пиры, состязания атлетов, наслаждаются пением и танцами. Они всегда веселы и беспечны, тем более что трудятся на острове в основном рабыни: собирают урожай, молотят зерно, прядут пряжу, изготовляют ткани.

Но никто здесь не жалуется на судьбу: мир и согласие царят среди граждан. Управляют ими Алкиной, внук Посейдона, и вожди из знатных родов, с которыми он советуется о делах государства:

Областью нашею правят двенадцать владык знаменитых,Праведно-строгих судей; я — тринадцатый, главный.

Дворец его всегда полон гостей: царь любит пировать и веселиться вместе со своим народом. Поистине золотые нравы господствуют в этой стране: жители ее спокойны и миролюбивы, не знают зависти и коварства, пороков и преступлений. Гордясь своей добродетелью, феаки ревностно оберегают себя от разлагающих влияний извне. Даже покупая товары в других землях, они никого не зовут к себе и очень настороженно относятся к чужестранцам.

Таким казалось в гомеровскую эпоху идеальное государство, царство веселья и мудрости, где жизнь полна блаженства. По существу, это изолированное аристократическое государство, сохранившее патриархальные порядки и обычаи, которых не коснулось время.

Позднее представления о наилучшем государственном устройстве менялись под влиянием различных философских учений, а главным образом благодаря накапливавшемуся историческому опыту. Однако воспоминания о золотом веке оказались весьма живучи — и не только в литературных произведениях. Ежегодно греки, а затем и римляне ликовали на празднике, посвященном богу Крону, с именем которого связывали эту далекую и блаженную пору. Кронии (в Риме их называли Сатурналии, так как греческий Крон у римлян именовался Сатурном) отмечались необыкновенно пышно. Царило всеобщее необузданное веселье, дни проходили в играх и пирах, все делали друг другу подарки. Но самое удивительное то, что все установившиеся порядки переворачивались вверх ногами. В Риме, например, в течение недели (с 17 до 24 декабря) приостанавливались все общественные дела, прекращалось судопроизводство, школьники освобождались от наказаний. За столом рабы сидели вместе с хозяевами, могли напиваться, насмехаться над ними; и никто не мог упрекнуть их за то, за что в иное время их избили бы палками или бросили в тюрьму. Но мало того, что рабам давали свободу слова, господа еще обязаны были прислуживать им и терпеливо сносить все унижения, обычно выпадающие на долю слуг. Справедливость торжествовала. Правда, лишь на короткий срок. А потом наступало горькое похмелье. Возвращение к «золотому веку» выглядело как злая пародия. Стоило ли становиться калифом на час, чтобы через неделю еще горше ощутить свое подневольное положение!