Так наносится второй удар.
В душу Эдипа закрадывается тревога: неужели все-таки он убийца фиванского царя? Значит, прорицатель, которого он с гневом прогнал, сказал правду?
И тут он внезапно вспоминает одну немаловажную деталь: ведь Лайя убили разбойники, а не один человек. Эдип приказывает найти единственного свидетеля событий на перекрестке трех дорог — того самого слугу, который тогда спасся и сообщил фиванцам о преступлении. Но что бы ни рассказал раб, в чьих руках сейчас судьба царя, в одном Эдип не сомневается: оракул ошибся — и притом дважды. Ведь Лайю он предсказал гибель от рук собственного сына, Эдипу же убийство отца и женитьбу на своей матери. Но ни то, ни другое не осуществилось: родители Эдипа живут в Коринфе, сын Лайя, как всем известно, давно умер, оставленный в горах, а сам Лай — даже если он пал от руки Эдипа нашел иную смерть, чем та, которую ему сулил рок.
Однако не зря Гёте говорил, что «никто не знал так сцены и своего ремесла, как Софокл». Короткая передышка понадобилась ему лишь для того, чтобы еще сильнее накалить трагическую ситуацию. Едва Эдип начал успокаиваться в своих сомнениях, как рок вновь напоминает о себе.
Появляется посланец из Коринфа с вестью одновременно скорбной и радостной: умер коринфинский правитель Полиб, и граждане зовут Эдипа, чтобы провозгласить его царем. Эдип действительно радуется, но совсем другому: Полиб «лежит в земле, а я не прикасался к мечу». Наконец-то можно с уверенностью утверждать, что рок не выполнил своих предначертаний! Впрочем… Не рано ли искушать судьбу? Пока жива его мать, вторая часть пророчества еще может осуществиться. Вестник успокаивает его, и в каждой его реплике звучит вновь знакомая уже нам трагическая ирония. Слова приобретают прямо противоположное значение: «Владыка, я избавлю тебя от страха — недаром ведь я добрый вестник. Тебе нечего опасаться в Коринфе: Полиб тебе такой же отец, как я». И дальше рассказывает о том, как был найден Эдип и принят в семью бездетных коринфских правителей. До Эдипа не сразу доходит смысл того, что ему открылось. Зато Иокаста понимает все мгновенно. Она сопоставляет оба предсказания, которые казались ей лживыми, и связывает их воедино. Тщетно умоляет она Эдипа не пытаться раскрывать тайну своего рождения. Но именно к этому направлены теперь все помыслы ее сына, по воле богов ставшего ее мужем. И рок наносит последний удар. Единственный уцелевший из свиты Лайя слуга оказывается тем самым рабом, который когда-то отнес младенца в горы и отдал коринфскому пастуху. Круг замкнулся. Узнав, что он сын Лайя, Эдип уже может не спрашивать, кто погубил фиванского царя. Трагедия окончена.
Не в силах вынести позора, повесилась Иокаста. Эдип остается один наедине с собственной совестью. Ему пришлось всю жизнь решать загадки. Он сделал абсолютно все, чтобы избежать того, что предопределено свыше. Он посмел противостоять всесильному року и избрать самостоятельный путь. В начале трагедии Эдип признается:
И теперь он делает последний шаг — шаг побежденного, но несломленного и все еще независимого человека. Он сам выносит себе приговор, сам ослепляет себя и обрекает на изгнание из Фив. Своим обдуманным, сознательным и самостоятельным решением он как бы преодолевает тяготеющее над ним проклятье, освобождается от неумолимо преследующего его жестокого и бессмысленного рока. Последний раз он появляется перед зрителями на вершине той самой дворцовой лестницы, где он еще совсем недавно, исполненный величия, обещал народу избавить его от несчастий. Теперь это униженный, повергнутый страдалец, обращающий невидящий взор к миру, который он пытается понять. Он по-прежнему велик, но не случайным, внешним величием человека, вознесенного к вершинам власти, а внутренней свободой, сознанием собственной ответственности, которую он противопоставляет стоящей над ним силе судьбы.
Софокл был глубоко религиозным человеком. И не следует думать, будто он стремился опорочить эту силу судьбы. Как и многие его современники, он был убежден, что в мире царит непреложный закон высшее справедливости, недоступный пониманию людей. «Совершивший-терпит» — таков божественный принцип. И совершенно неважно, сознательно ли действует человек, знает ли он последствия своих поступков или нет Этой космической силе нет никакого дела до его добрых или злых намерений — она лишь охраняет раз и навсегда установленный порядок мироздания, в который включается и человеческая жизнь.
На Эдипе лежит печать родового проклятья. Он отвечает за грехи Лайя, он обречен совершать поступки, которые требуют отмщения. Все в мире оказывается взаимосвязанным, в том числе и прошлое с настоящим и будущим. Слепота Эдипа приобретает символическое значение. Зрячий, он видит и понимает меньше, чем слепой прорицатель. Выколов себе глаза, он словно лишний раз напоминает о ничтожности обычного человеческого знания.
Люди отвечают за каждое свое действие, хотя им и не дано предусмотреть все его последствия. В сущности, любой шаг может оказаться нарушением каких-либо неведомых им законов. А между тем могущественный и неусыпный рок преследует их так, как если бы они были всезнающими и их разум мог охватить всю совокупность обстоятельств и сил, приходящих в движение и нарушающих равновесие мира. Стало быть, самые лучшие побуждения, самая добрая воля не в состоянии предохранить человека от несчастья.
Вывод?
Перед нами проблема древняя, как мир. Как писал Пушкин: «Вот загадка моя, хитрый Эдип, разреши!» С одной стороны — подавляющая, непостижимая, противостоящая людям высшая сила. Она требует безусловной покорности и безжалостно карает всякого, кто пытается действовать по своему разумению. С другой — человек, который не в состоянии изменить мир, но остается верен своим внутренним требованиям добра и справедливости. Как должен он поступать? Смириться или остаться самим собой?
Миф не давал на это определенного ответа. У Софокла решение вполне определенное: человек всегда отвечает за свои поступки, он обязан действовать по законам своей совести. В этом величие Эдипа и его трагедия. Откажись он от поисков убийцы Лайя, от попыток проникнуть в тайны своего рождения, брось он город на произвол судьбы — кто знает, как сложилась бы его жизнь? Но тогда Эдип не был бы Эдипом. Тогда и не было бы трагедии!
«ПИРРОВА ПОБЕДА»
В 279 году до нашей эры эпирский царь Пирр, воевавший с римлянами, нанес им жестокое поражение. И все же это событие не вызвало у него восторга. Подсчитав потери собственного войска, он уныло признался: «Еще одна такая победа над римлянами — и мы окончательно погибнем».
Подобной «самокритичности» явно не хватало Зевсу. Одолевая своих противников, он никогда не задумывался над тем, какой ценой достаются ему победы. Утверждая свой авторитет, он и мысли не допускал о возможности хотя бы малейшего морального ущерба для себя. Между тем века незаметно подтачивали его власть, а репутация безгрешного верховного владыки становилась все более и более запятнанной.
Когда-то олимпийские боги победили титанов. В сущности, в мифах нашли свое отражение древнейшие войны между племенами и крушение старых божеств, олицетворявших дикие силы природы. С появлением государства боги сделались в глазах людей покровителями мира, защитниками общества. Они стали воплощать в себе высшую силу и мудрость. И на первый план выдвинулись их моральные свойства. Олимпийцев считали носителями справедливости и законности. И, конечно, творцом высшей Правды являлся царь богов и людей. Его действия не подлежали обсуждению сомневаться в правильности его решений не приходилось. Если Зевс карал людей и богов — значит, ему виднее и понятней их поступки. Допустить, что высший судья может ошибиться, древние греки не могли — иначе были бы потрясены основы всего мироздания.