Правда, немало мифов наводили на иные размышления: слишком уж часто Зевс выступал не в роли добродушного патриарха, снисходительно поглядывавшего на проделки богов и милосердного к людским заблуждениям, а действовал сурово, беспощадно и, главное, далеко не всегда справедливо. Приходилось как-то это объяснять. И древние придумали совершенно неотразимый довод: Зевс просто сам не всегда знает о том, что происходит среди смертных: события разворачиваются помимо его воли и решаются без его участия. Он не виноват в их трагическом исходе, а лишь подчиняется стоящей над ним силе — року. Стало быть, нечего на него и ответственность возлагать. Ведь был же однажды случай, когда на весах решалась судьба двух героев, сражавшихся под Троей, — Ахилла и Гектора. Зевс не мог повлиять на исход этого соревнования и лишь молча смотрел, ожидая, чья чаша перетянет. А дальше — он лишь выполнял веления рока.
Если же рок кажется кому-то слепым и беспощадным, то это потому, что людям не дано знать, какие законы движут миром. Им остается лишь верить и подчиняться.
Действительно, в течение всей античности рок оставался безликим, таинственным. Он внушал ужас и отчаяние, его боялись и проклинали, но… верили в него.
К Зевсу же постепенно стали относиться иначе: он был понятен в гневе и радости, его действия можно было объяснить, его слабости были известны всем. И страх перед ним со временем исчезал. Даже его победы нередко становились «пирровыми победами» — настолько ронял он себя в глазах своих почитателей.
Недовольство верховным владыкой обнаруживали и его олимпийские спутники. Обычно Зевс расправлялся с ними довольно быстро и убедительно. Однажды он не пощадил даже собственную жену, которая преследовала его внебрачного сына Геракла. Разгневанный царь богов проучил ее весьма убедительно: он подвесил Геру между небом и землей, приковав к ее ногам две огромные наковальни.
Но это наказание — пустяк по сравнению с тем, которое он придумал для другого божества, дерзнувшего выступить против него.
Зевс отлично понимал, что здесь уже одними цепями не обойтись. Он приказал приковать преступника к скале, находящейся на краю света, и пробить ему грудь копьем. И каждое утро его должен был навещать орел, который выклевывал печень страдальца, обладавшую зловещим свойством за ночь отрастать вновь.
Этим преступником был титан Прометей, восставший против тирании громовержца.
В мифах рассказывалось: когда боги сражались с титанами, Прометей поддержал олимпийцев. Но затем, увидев, что они не заботятся о людях, выступил в защиту смертных. Шел спор о жертвоприношениях, о том, что обязаны делать люди, чтобы удовлетворить богов. Прометей заколол быка и разделил тушу на две части. В одну кучу, он положил кости, прикрыв их сверху блестящим жиром, в другую же — собрал все мясо и обернул его шкурой. «Выбирай свою долю», предложил он Зевсу. И мудрому царю Олимпа не хватило проницательности: блестящий внешний вид ослепил его, и он остановил свой жадный взор на куче с костями. Вот почему с тех пор, как полагали греки, в жертву богам приносятся именно кости, то есть худшие части животного.
Неясно, что больше рассердило Зевса: невеселая перспектива питаться столь прозаическим продуктом или же столь грубый обман, на который он с такой легкостью поддался, — но он решил отыграться на людях и спрятал от них огонь. Тогда Прометей выкрал огонь из кузницы Гефеста и в полом тростнике отнес его людям. Не зря ведь его считали «огненосным титаном», покровителем огня. Даже в позднейшее время устраивали в его честь ежегодные празднества, сопровождавшиеся бегом с факелами. Защитник смертных научил их пользоваться огнем и спас от гибели.
Тогда Зевс отомстил им более тонким способом: он приказал создать обольстительную Пандору, которой суждено было открыть сосуд с несчастьями, распространившимися по земле.
Прометея же приковали к кавказской скале, и он обречен был на долгие муки, пока, наконец, не появился Геракл, убивший кровожадного орла и освободивший мученика. Но это произошло с ведома Зевса, который хотел, чтобы его сын еще больше прославился среди людей.
В глубокой древности признавали правоту Зевса: Прометей, конечно, народный заступник, но ведь он прежде всего хитрец и обманщик. И Гесиод, изложивший впервые этот миф, осуждает титана: ведь он, стремясь помочь людям, принес им лишь вред — разозлил Зевса, обрек человечество на новые страдания. Поэтому ослушник терпит заслуженное наказание.
Через два века после Гесиода к Прометею обратился «отец трагедии» — Эсхил. Он истолковал миф совсем по-иному. Поэт, мыслитель, гражданин, участник Марафонской битвы, Эсхил жил в эпоху переоценки устаревших ценностей, когда делала первые шаги античная наука, росло политическое сознание, когда в Афинах прочно утвердилась демократия, пришедшая на смену тирании. В трагедиях Эсхила отразились раздумья о судьбе человека, о его возможностях и правах. В них впервые был брошен откровенный и смелый вызов богам. Прометей у Эсхила прежде всего борец, могучий покровитель человечества. Величие его дел не вызывает сомнений. Он совершает подвиг во имя людей, и его конфликт с Зевсом приобретает подлинно трагический характер.
Этими словами начинается трагедия «Прикованный Прометей». Их произносит Власть, сопровождающая пленника и обязанная проследить за точным выполнением приказа.
С первых же строк смысл конфликта предельно обнажен: люди и боги. Интересы одних явно противоречат стремлениям других. Человеколюбие несовместимо с преданностью верховному владыке. Прометей сделал свой выбор, и вместе с ним к аналогичному решению приходили афинские зрители, присутствовавшие на спектакле. Беспрекословно подчиниться Зевсу и его законам значило поступиться человечностью. Правда богов, в которую раньше верили безоговорочно, не соответствует нормам человеческой морали. А раз так- тем хуже для бессмертных! Когда-то думали, что они дарят миру справедливость. А оказалось, что они деспоты, готовые принести любое несчастье людям, лишь бы сохранить свой авторитет.
Но вот Прометея приковывают к скале. Последние живые существа проходят перед ним в этот роковой час. По-разному они ведут себя, и все же…
Власть не имеет опасной привычки рассуждать. Она твердит, будто заученный урок: приказ надо выполнять. Прометей — преступник. Он виноват перед Зевсом. Он посмел спорить с ним, защищать людей. «Так пусть теперь наш умник знает, что его умнее Зевс!» Власть с истинным наслаждением наблюдает за исполнением приговора и не может отказать себе в удовольствии поиздеваться над поверженным (а стало быть, безопасным для нее!) титаном: «Вот теперь посмотрим, как тебе за добро отплатят люди и вызволят тебя из беды!»
Гефеста терзают угрызения совести. Все-таки свой же — бог, собрат, которого вряд ли стоило так называть. Но что поделаешь — высший закон, не подчиниться ему нельзя. И палач извиняется перед своей жертвой, он даже обвиняет Зевса в жестокости. Но идти против воли отца он не в состоянии, а с мнением его кто ж будет считаться!
Прилетает и старый соратник Прометея — седой титан Океан. Он готов помочь другу, замолвить за него слово перед Зевсом, хотя и рискует навлечь на себя гнев. Но, умудренный жизненным опытом, он все же советует Прометею: смирись, умолкни, перестань обличать громовержца.