Я был очень несчастным. Что такое несчастье? По-моему, когда человека заставляют силой делать то, что ему совсем не хочется, это и есть несчастье.
За окном кричали мальчишки. Солнце светило, очень сильно пахло сиренью. Меня тянуло выпрыгнуть в окно и побежать к ребятам. Но на столе лежали мои учебники. Они были изорванные, залитые чернилами, грязные и ужасно скучные. Но они были очень сильными. Они держали меня в душной комнате, заставляли решать задачу о каких-то допотопных землекопах, вставлять пропущенные буквы, повторять никому не нужные правила и делать многое другое, что мне было совсем неинтересно. Я так вдруг возненавидел свои учебники, что схватил их со стола и что было сил швырнул на пол.
— Пропадите вы пропадом! Надоели! — закричал я не своим голосом.
Раздался такой грохот, словно с высокого дома на мостовую упали сорок тысяч железных бочек. Кузя метнулся с подоконника и прижался к моим ногам. Стало темно, как будто потухло солнце. А ведь оно только что светило. Потом комната озарилась зеленоватым светом, и я заметил каких-то странных человечков. На них были балахоны из покрытой кляксами мятой бумаги. У одного на груди чернело очень знакомое пятно с ручками, ножками и рожками. Точно такие же ножки-рожки я пририсовал к кляксе, которую посадил на обложку учебника географии.
Человечки молча стояли вокруг стола и сердито на меня смотрели. Надо было что-то немедленно делать. Поэтому я вежливо спросил:
— А кто вы такие будете?
— Ты присмотрись внимательней — может быть, и узнаешь, — ответил человечек с кляксой.
— Он не привык глядеть на нас внимательно точка, — гневно сказал другой человечек и пригрозил мне пальчиком, выпачканным чернилами.
Я все понял. Это были мои учебники. Они почему-то ожили и явились ко мне в гости. Если бы вы слышали, как они меня упрекали!
— Ни под каким градусом широты и долготы никто и нигде на земном шаре так не обращается с учебниками, как ты! — кричала География.
— Ты обливаешь нас чернилами восклицательный знак. Ты рисуешь на наших страницах всякую ерунду восклицательный знак, — надрывалась Грамматика.
— Почему вы так напали на меня? Разве Сережа Петькин или Люся Карандашкина учатся лучше?
— Пять двоек! — крикнули хором учебники.
— Но ведь я сегодня приготовил уроки!
— Сегодня ты неправильно решил задачу!
— Не усвоил зоны!
— Не понял круговорота воды в природе!
Больше всех кипятилась Грамматика.
— Сегодня ты не повторил безударных гласных восклицательный знак. Не знать родного языка тире позор запятая несчастье запятая преступление восклицательный знак.
Терпеть не могу, когда на меня кричат. Тем более хором. Обижаюсь. Вот и сейчас я очень обиделся и ответил, что как-нибудь проживу и без безударных гласных, и без умения решать задачи, и тем более без этого самого круговорота.
Тут мои учебники онемели. Они смотрели на меня с таким ужасом, как будто я в их присутствии нагрубил директору школы. Потом они стали шептаться и решили, что меня нужно немедленно, как вы думаете — что? Наказать? Ничего подобного! Спасти! Чудаки! От чего, спрашивается, спасти?
География сказала, что лучше всего отправить меня в Страну невыученных уроков. Человечки сразу же с нею согласились.
— А есть ли в этой стране трудности и опасности? — спросил я.
— Сколько угодно, — ответила География.
— Все путешествие состоит из трудностей. Это ясно, как дважды два четыре, — прибавила Арифметика.
— Каждый шаг там грозит опасностью для жизни восклицательный знак, — старалась припугнуть меня Грамматика.
Об этом стоило подумать. Ведь там не будет ни папы, ни мамы, ни Зои Филипповны!
Никто не станет каждую минуту останавливать меня и кричать: "Не ходи! Не бегай! Не прыгай! Не подглядывай! Не подсказывай! Не вертись на парте!" — и еще десяток разных «не», которых я терпеть не могу.
Может, как раз в этом путешествии мне удастся развить волю и приобрести характер. Вернусь оттуда с характером — вот папа удивится!
— А может быть, мы придумаем для него что-нибудь другое? — спросила География.
— Не надо мне другого! — закричал я. — Так и быть. Отправлюсь в эту вашу опасно-трудную страну.