— Но мы как раз собрались выходить, чтобы дойти пешком. Времени у нас не очень много, да и дом ваш не по пути.
— Рабби, вы должны зайти. Это вопрос жизни и смерти. Я пришлю за вами машину, а потом могу отвезти вас в храм. Это ведь не страшно, если вы проедетесь? Вы же только после служб не пользуетесь машиной? А времени все это займет не больше, чем если бы вы пошли пешком, так что не волнуйтесь.
— Ну…
— Машина уже выезжает. Она будет у вас через несколько минут.
Глава II
Хью Лэниган, шеф полиции Барнардс-Кроссинга, — симпатичный коренастый ирландец с белоснежными волосами — выдвинул вращающееся кресло из-за стола и, плюхнувшись на кожаное сиденье, развернулся лицом к посетителю.
— Чем могу помочь, святой отец? — дружелюбно спросил он.
Человек, сидевший в кресле для посетителей, был молод — не старше тридцати пяти — высок, с широкими плечами и мощной грудью. Колонноподобная шея увенчивалась красивым лицом с резкими чертами, окруженным светлыми вьющимися волосами, которые уже начали редеть, отступая ото лба двумя залысинами. Несмотря на пасторский воротничок и черный шелковый отложной воротник, он больше походил на футболиста, чем на англиканского священника. И действительно, в свое время, учась в Уобошском университете, Питер Додж был защитником сборной США и, прежде чем принять духовный сан, отыграл несколько сезонов в профессиональной команде.
— Я Питер Додж, помощник доктора Старджиса из церкви святого Андрея, — сказал он глубоким баритоном.
Лэниган кивнул.
— Я пришел пожаловаться на двух ваших сотрудников.
— Вот как? На кого именно?
— Я не знаю их имен.
— Номера жетонов?
— Тоже не знаю, но это те, что ездили в патрульной машине в среду вечером.
Лэниган бросил взгляд на график, висящий на стене.
— Лумис и Дерри. Оба хорошие ребята. Что же они натворили?
— В кафе «У Билла» вышел скандал — ну, в том кафе, что рядом с шоссе на Салем…
— Я знаю, где это.
— Ну да. Так вот, там случилась небольшая заварушка, и Билл — ну, хозяин, — попросил кое-кого выйти. Они вышли без споров, но, как я понял, околачивались поблизости и, когда подъезжали клиенты, уговаривали их не заходить в кафе. Конечно, это непорядок, но я уверен, что ничего злонамеренного в этом не было. Все было вполне добродушно, без злобы.
— Хотя они и не давали посетителям заходить в кафе?
— Я потом поговорил с хозяином, и он заверил меня, что не принял этого всерьез.
— А, так вас там не было во время самих событий?
— Нет, я проходил там позже.
— Во время своей регулярной вечерней прогулки?
Молодой человек посмотрел с удивлением.
— Вам известно, что я каждый вечер гуляю? Уж не хотите ли вы сказать, что я под полицейским надзором?
Лэниган улыбнулся.
— Это маленький городок, святой отец, но нам приходится охватывать достаточно большую территорию, и людей для тщательного контроля не хватает. В других городках то же самое. Чтобы обеспечить пешее патрулирование, требуется намного больше людей, чем готов оплачивать город, а патрульные машины или мотоциклы массу всего пропускают. Так что мы сочетаем оба вида патрулирования, и, чтобы контролировать ситуацию, стараемся узнавать обо всем заранее. Вы здесь недавно — несколько месяцев?
Додж кивнул.
— И вы, наверное, приехали из большого города… — Лэниган сделал паузу. — Со Среднего Запада, судя по вашему произношению…
— Из Саут-Бенда.
— Что ж, достаточно большой город. Люди, которые живут в больших городах, как правило, не замечают полиции, пока она им не понадобится. Для них полиция — это служба, которая должна заработать, когда им это потребуется, вроде водопровода или электричества: открыл кран — полилась вода, повернул выключатель — зажегся свет. Но в таком городишке, как этот, полицейские — такие же люди, как все. Они могут быть вашими соседями или друзьями, и вы можете быть знакомы с полицейским, как с любым другим соседом. Так что это часть нашей работы — знать о том, что происходит вокруг. Если патрульный во время обхода встречает человека, который идет по улице после наступления темноты, он может найти нужным заговорить с ним. — Лэниган посмотрел на молодого священника с усмешкой: — К вам никогда не подходил полисмен?
— Да, вскоре после того, как я приехал, но он только спросил, не нужна ли мне его помощь. Наверное, подумал, что я ищу какую-то улицу.
— И вы объяснили, что всегда после обеда прогуливаетесь?
— Ну-у-у…
— Вы начинаете прогулку от дома миссис Олифант, у которой живете на полном пансионе, идете вверх по Оук-стрит, сразу за Колониальным поселком, потом сворачиваете на Мейн-стрит, доходите по ней до Салемского шоссе, а потом вдоль берега возвращаетесь домой.
— Так вот, значит, как это делается?
— Да, вот так это делается.
— А если бы на мне вместо этого пасторского воротничка был… ну, была обычная одежда?
— Тогда полисмен был бы точно так же вежлив, но, возможно, задал бы чуть больше вопросов. И если бы вы объяснили, что просто идете к автобусной остановке, он, может быть, предложил бы вам подождать патрульной машины, которая вас подвезет.
— Понятно.
— Ну что ж, как я могу предположить, вы были возле кафе Билла около половины девятого, увидели группу возмущенных парней и спросили их, в чем дело?
— Один из них ходит в нашу церковь. Он сказал, — и остальные подтвердили это, — что полицейские их оскорбили и вели себя очень грубо. Там были два паренька-негра, и ваши люди обошлись с ними особенно бесцеремонно.
У Лэнигана мелькнула было мысль, что его собственный пастор, отец О’Шоннесси, назвал бы этих пареньков «цветными», но он не стал ее высказывать, опасаясь, что Додж еще чего доброго обидится.
— Значит, вы жалуетесь на то, что мои люди проявили излишнюю грубость? Они что — били их? Применяли дубинки?
— Прежде всего, я бы хотел, чтобы было ясно: патрульную машину не вызывали. Она просто проезжала мимо.
— Да, лавочку Билла мы проверяем два-три раза за вечер.
— Что должно означать, что ничего особо серьезного там не произошло.
— Именно так.
— Прежде всего меня беспокоит, что неграм досталось больше других. Здесь ведь не Алабама, надеюсь?
— Нет, здесь не Алабама. Вы как-то связаны с Движением за гражданские права, если не ошибаюсь?
— Вы не ошибаетесь.
— Хорошо. Ну и что же произошло с этими цветными парнями, что вас так расстроило?
— Во-первых, я возражаю против того, что их выделили среди других. Их толкнули, и один из них упал. Ваши люди сквернословили, а я считаю, что должностные лица…
— Может, в этом-то и дело? Я имею в виду, святой отец, что они — должностные лица, то есть состоят на службе у общества. Но они считают, что служат обществу Барнардс-Кроссинга, а не обществу вообще, а эти двое ребят были не из нашего города.
— Откуда вы знаете?
— Потому что у нас в Барнардс-Кроссинге нет цветных семей. И прежде чем вы сделаете поспешные выводы, позвольте уверить вас, что это не из-за того, что мы не желаем здесь цветных или заключили между собой какое-то джентльменское соглашение с целью не пускать их сюда. Просто цены на недвижимость здесь высокие, и большинству негров они не по карману.
Лэниган на секунду задумался, стоит ли попытаться объяснить этому чужаку положение дел в Барнардс-Кроссинге.
— Вы должны понять здешнюю ситуацию, падре. Эд Лумис, — я думаю, что это был Эд, — не имеет предубеждения против черных или любых других. У нас в городе вообще этого практически нет. Общий дух здесь такой: живи и давай жить другим. Через какое-то время вы сами это заметите. Наш город был основан людьми, которые покинули Салем, так как не желали, чтобы церковники указывали им, что можно и чего нельзя. И долгое время тут у нас не было ни церкви, ни священника. Здесь жили люди суровые, но терпимые, и я склонен думать, что эта традиция сохранилась до сегодняшнего времени. О здешнем духе терпимости вы можете судить хотя бы по тому, что мы, ирландские католики, решились осесть здесь в колониальные времена. Те два парня были из Салема, а у наших полицейских есть определенное предубеждение против посторонних — то есть против тех, кто не отсюда родом. Они называют их чужаками. Но я уверяю вас — Эд Лумис не имел в виду ничего личного. Может быть, и неправильно со стороны полиции Барнардс-Кроссинга применять к заезжим ребятам более убедительные методы, чем к своим, но это по крайней мере можно понять.