Глаша затрепетала. Её трепет передался остальным пассажирам. Все знают, что Голод – не тётка. От него, проклятого, булками-яблоками не отделаешься. Как языческий бог он требует новых и новых жертв. И не наспех, на заднем сидении автомобиля. Такие жертвы ему не угодны! Он не принимает таких жертв! Ему подавай ритуал, последовательность действий, цепь перевоплощений. Для таких случаев нужна «полянка». То есть место в стороне от проезжей части, где, обманув дорожную пыль и выхлопные газы, мы обыкновенно, во время аналогичных поездок, приносим жертвы Голоду. Алтарём нам служит багажник. Поверх него мы раскладываем жертвенных тельцов из варёной картошки и холодной курятины, из селёдки и свежих овощей, из яблочного пирога и ветчины, из вездесущих солёных огурцов и чёрного хлеба. Чай, кофе – для возлияния. И непременная бутыль с вонючей жидкостью, которую приготовляет Люда и называет «настойкой».
Глаша приникла к окну и стала высматривать «полянку». Она решила не утруждать себя опросом общественного мнения с целью выяснить, кто из присутствующих, кроме неё, разумеется, желает трапезничать. Глаша словно бы вообще не подозревала, что она не одна.
Есть люди, чья непосредственная вера в свою уникальность забавляет. Правда, при коротких да к тому же нечастых встречах. Но, как вино, такие люди становятся опасными, если общение затягивается.
С «полянками» нам не везло. Дорога наша лежала средь полей и болот. Ничьей вины в том не было. Но обстановка в машине начала накаляться, поскольку Глаша решила-таки найти виновного. Её выбор пал на нас – зачинщиков этой поездки. Но мы не сразу это поняли. Глаша избрала хитрую тактику нападения. Для начала она перестала ёрзать и отлипла от окна. Она замерла, как хищник перед прыжком. Помолчав некоторое время, она тихонько, но так, чтобы все слышали, голосом не евшего три дня человека проговорила:
– Как есть хочется!
В ответ наперебой послышались заверения в том, что вскоре мы будем в Суздале, и уж там-то найдём местечко под стенами древнего монастыря, может быть, даже на берегу пруда или речушки. Мы достанем свой провиант и с набитыми ртами полюбуемся памятниками русского зодчества, послушаем Суздальский перезвон, крики гусей и пенье петухов. А засим отправимся гулять и пожрём уже глазами весь город. Но Глашу петухи не интересовали.
– Да, очень есть хочется, – опять прошептала она на весь салон. Потом она нервно засмеялась и опять громко зашептала:
– Почему, ну почему им трудно остановиться, когда все просят? Почему надо этого бояться? – И снова засмеялась.
Мнительные и неуверенные в себе люди частенько прикрывают раздражение или неприязнь эдаким противным тихохоньким смешком.
– А здесь был дождь, – вдруг прошипела она, завидев воду в придорожной канаве. – И какой!.. Точно! Здесь был ливень, сильнейший ливень. Каки-ие лу-ужи!
Помолчали.
– Да и в Суздале идёт дождь. Ну, точно – вон там, впереди тучи.
Между тем, и «вон там», и вот здесь свод небесный был так чист и светел, что, казалось, дождя не будет ещё месяц.
– Боже мой! – вдруг восторженно выдохнула Люда. – Суздаль – это чудный город! Это не поддаётся описанию! Я в жизни не видела города лучше! Такие улочки, церковки кругом!.. Там русский дух! Там Русью пахнет. Русалка на ветвях сидит. Пойдёт направо – песнь заводит, налево – сказку говорит... – «процитировала» она. – Боже мой! Это так-кая красота!.. Сказочный город! Просто сказочный...
– Лучше Москвы, что ли? – недоверчиво осведомилась Глаша, забыв о мучившем её голоде.
– Тоже нашла красоту! – Люде такое сравнение не понравилось. Она скривила губы и возмущённо зыркнула на Глашу. – Суздаль – это... это... это – песня в камне! Я только однажды там была, но запомнила на всю жизнь. Он мне иногда снится... – Люда блаженно закатила глаза.
– Кто?! – Глаша испугалась.
– Да Суздаль! «Кто!..» – Люда опять зыркнула. – Там у них главный храм стоит на такой площади, – продолжала она, – а площадь та – зеркальная! Идёшь, самого себя видишь. Это чтоб перед тем, как в храм войти, человек на себя посмотрел бы и грехи бы свои вспомнил... И по площади той, вот прямо по зеркалам, павлины ходят! Хвосты распуши-и-или! Головами кру-у-утят! – и Люда попыталась изобразить, как ходят павлины.
– А павлины-то зачем? – удивилась Глаша. – Да они зимой перемёрзнут!
Но Люда не успела ответить, потому что в разговор вступила Таня.
– Врёшь ты, Люда! Нигде я зеркальных полов не видела. Даже в Москве до такого ещё не додумались... А тут какой-то Суздаль – и вдруг зеркальные полы. Где это они зеркал столько набрали?
– Откуда я знаю? – Люда обиделась. – Я им зеркала не укладывала. Приедешь – спроси. – Она отвернулась к окну.
– И про павлинов врёшь! – Таня покачала головой. – Не могут павлины в Суздале по улицам ходить. Даже в Москве нет павлинов. И Глашка права – перемёрзнут они зимой. Вот если бы ты сказала, что в Астрахани павлины, ну я бы ещё поверила. А вот насчёт Суздаля я сомневаюсь. Там зима-то вроде московской. Даже холоднее, наверное... Какие ж там павлины?
– Павлины, я думаю, до плюс четырёх выдерживают, – задумчиво произнесла Глаша.
– Это почему так? – не поняла Таня.
– А у меня дома мандарин в горшке растёт. Про него в книжке сказано: зимой содержать при температуре 4-6 градусов. А павлины живут там же, где и мандарины. Значит, и температуру такую же выдерживают.