Изумление нового человека будет бесконечно, когда он оглянется назад. Ему придется задаться вопросом, как же можно было беспрекословно сносить заблуждения тысячелетиями. Ответ чрезвычайно прост: под гнетом насилия. Куда ни глянь — непременно наткнешься на него. Не говоря уже о временах седой старины, там стоит лишь заглянуть в упоминавшиеся уже камеры пыток, которые и ныне сохранились повсюду и еще не столь давно действовали на полную мощность.
Мороз пробирает нас по коже при виде этих древних инструментов. Сколько холодной жестокости заложено в них, сколько зверства! Навряд ли кому-либо из нынешних людей придет в голову сомневаться в том, что в этих тогдашних деяниях крылось тягчайшее преступление. Иными словами, преступников подвергали наказанию с помощью еще худших преступлений. Но случалось и так, что в эти подземелья бросали невиновных, безо всякого снисхождения оторвав их от семей и лишив свободы. Какие стоны, какие вопли издавали здесь абсолютно беззащитные жертвы, выданные на милость палачей. Людям приходилось испытывать такие муки, которых и представить себе нельзя без ужаса и отвращения.
Всяк невольно спросит себя, как могли существа в человеческом облике творить подобное над беззащитными, да еще под прикрытием так называемого правосудия. «Правосудия», установленного некогда на основе самого грубого насилия. И вот теперь у подозреваемых вырывали «признания в содеянном» опять-таки с помощью физического насилия, дабы затем иметь возможность умертвить их со всеми удобствами. Несмотря на то, что в «содеянном» признавались по принуждению и лишь, чтобы избежать этих немыслимых физических мучений, судьям этого было достаточно, ибо им нужны были «признания» для соблюдения «законных» формальностей. Неужели эти тупицы и в самом деле мнили, что благодаря этому они смогут предстать чистенькими перед Лицом Божественной Воли, уйдя от Суда по Безжалостным Основным Законам Взаимодействия?
Одно из двух — или все эти люди были выродками из среды самых отпетых преступников, взявшимися судить других, или же в этом с резкой отчетливостью проявлялась болезненная ограниченность земного рассудка. Третьего не дано.
Согласно Божественным Законам Творения, ни один вельможа, ни один судья — независимо от занимаемого здесь на Земле поста, не вправе прикрываться служебным положением при исполнении обязанностей; напротив, сам должен нести безраздельную полноту ответственности за все свершаемое им по долгу службы — и притом, как и всякий другой человек, нести ответственность в чисто личном плане, не пользуясь никаким особым покровительством. И не только духовную, но и земную ответственность. В этом случае каждый будет относиться к своим обязанностям намного тщательнее и серьезнее. Так называемые же «судебные ошибки» с непоправимыми последствиями наверняка будут случаться гораздо реже. Не говоря уже о физических и душевных страданиях подсудимых и их близких.
Рассмотрим-ка, однако, повнимательнее, также сюда относящуюся главу из процессов над так называемыми «ведьмами»!
Того, кому довелось хоть однажды получить доступ к протоколам судебных заседаний на подобных процессах, захлестывает волна такого жгучего стыда, что ему вообще бы не хотелось быть причисленным к этому человечеству. Если в те времена кто-либо располагал сведениями из области целебных трав, приобретенными на практике или доставшимися по наследству, и помогал таким образом страдальцам, просившим его об этом, то он неизбежно попадал под пытки, избавить от которых его могла лишь смерть на костре, если только его тело не становилось жертвой этих жестокостей еще в процессе пыток.
Даже красота тела могла в те времена послужить поводом к этому, если целомудрие ее обладательницы было чересчур несгибаемым.
О ужасы инквизиции! Не так уже много лет отдаляет нас от «тех» времен!
Не только мы сегодня считаем это несправедливостью — точно так же чувствовал и тогда простой народ. Ибо «рассудок» еще не окончательно поработил его, там и сям прорывались наружу здоровые ощущения, то есть Дух.
Разве в наше время не очевидно, каким торжеством ограниченности было все это? Какой безответственной глупостью?
Об этом говорят, пожимая плечами с чувством собственного превосходства; но — в основном-то — ничего ведь с тех пор не изменилось. Тупая гордыня по отношению ко всему, что превышает меру собственного понимания, жива и по сей день! Пытки сменились орудием общественного презрения ко всему, что люди не в состоянии понять в силу своей собственной ограниченности — только и всего.