Вам ясно? Ну, то-то! Но теперь боев нет. А ты знаешь, как плохо торчать в дыре, да к тому же не получать писем. Мне писать буквально не о чем. Сама посуди, что может быть интересного в лесу? Могу лишь сказать, что есть некоторые надежды опять воевать, второе — отдохнуть, третье — ехать учиться. Во втором и третьем случаях, конечно, буду в Москве. Так что смотри, пока романов не заводи, а если завела — брось, а то я за последнее время большим драчуном стал: побью твоего кавалера, если он телосложения хрупкого. Я же свое слово держу: записался в полные монахи. Здоровье, слава аллаху, в полном порядке. Развлекаюсь помаленьку. Вчера, например, пошел прогуляться по лесу, да в потемках всю щеку веткой разодрал. А больше, моя дорогая, повеселиться нечем. Да, достал книгу «Техника брака» — преинтереснейшее сочинение, да к тому же нужная для меня вещь. Не так ли? Если волнуешься за меня, то не волнуйся. Любовь, как сказал один большой ученый, есть страданье. Ну вот и страдай помаленьку, чтобы мне одному скучно не было. Целую прекрепко. Твой муж.
За заводскими воротами толпа рабочих быстро редеет, разламывается на куски возле трамвайных и автобусных остановок, растекается тонкими ручьями по ближайшим улицам. Я предлагаю Карасеву поехать в город, пообедать в ресторане и там поговорить о Борисе Андриевском.
— Такое дело не пойдет, — говорит Карасев без колебаний. — Жена моя Долли Зарайская сегодня как раз выходная. Сейчас она нам такой обед построит — никакого ресторана не надо. Только зайдем в магазин — захвачу чего положено. Ты сам-то воевал? Тогда все! Значит, знаешь порядок в танковых войсках. Заскочим в магазин по-быстрому. А то жена моя Долли Зарайская не любит, чтобы я домой опаздывал…
— Я к вам на квартиру заходил, — говорю я осторожно. — Соседка сказала, никого у вас дома нет…
— Машка, что ли? Чего еще она плела про жену мою Долли Зарайскую? Я эту Машку с детства знаю. Девка она свойская. Только ты к бабам никогда не прислушивайся, — убежденно советует мне Карасев, — Нету у них ни в чем настоящего понятия. У них какое главное обсуждение? Исключительно про любовь. Гагачут про это день и ночь. Спецы вроде по этому делу. А в этом деле — тоже без понятия. Они как любовь понимают? Чтобы, значит, ее саму беззаветно мужик любил. Это по-ихнему — любовь. А самой беззаветность иметь — такое понятие для них неподходящее. Нет, ты к бабам никогда не прислушивайся. Свое гни!
Мы заходим в магазин, берем бутылку и отправляемся не спеша, прогулочно, на тихую короткую улицу, похожую на липовую аллею.
Проходная комната у Карасевых, судя по всему, служит столовой и комнатой для детей одновременно. За квадратной голландкой стоит на низких «козликах» панцирная кроватная сетка с матрасовкой, под коричневым «обивочным» покрывалом, на котором у стены лежат подушки в коричневых же диванных чехлах: наверное, молодое поколение, следуя моде, потребовало у родителей заменить кровать этим подобием тахты. Возле большого, трехстворчатою окна, загороженного снаружи липовой листвой, притулился старенький однотумбовый письменный стол, на черном, потертом дерматине которого расположилась круглая белая «непроливайка». Угол комнаты занимает громоздкое, неуклюжее кресло-кровать, покрытое красной ковровой дорожкой. Возле него светлый учрежденческий книжный шкаф: нижние полки закрыты дверцами, на верхних, за раздвижными стеклами, видны потрепанные школьные учебники. Посередине комнаты, под трехрожковой люстрой, расположился огромный овальный полированный стол, в центре его на вязаной салфетке установлена вазочка с цветами…