Санче приходилось не раз ночевать в тайге на сенокосе и в дроворубе, но то было совсем другое. А теперь они в тайге, в настоящей, глухой и непроходимой. В душе он радуется приключению. Если бы не заблудились, еще вчера были бы дома и ничего интересного не было бы. Опасности никакой нет. Все хребты тянутся вдоль реки, стоит перейти на правый, и будет речка Телячья.
Короткая ночь прошла. Хмурые сосны отступили, повеселели и закудрявились. Стройные стволы отделились от темной стены и от этого стало светлее. Санче приходит в голову, пока ребята спят, пойти на охоту вниз; он переобувается, заряжает ружье и напряженно слушает. В безмолвной тайге ни единого звука.
Неподалеку раздается неожиданное щелканье. Сообразив, что это какая-то птица, вздрагивая охотничьей лихорадкой, он торопливо подсыпает пороху в капсюль. Щелканье сменяется бормотанием. Полкан собирается итти следом. Но мальчик, дав ему пинка и погрозив прикладом, почти бежит на звук.
Негромкие, но бьющие в самые уши звуки плывут с южной стороны хребта. Пока они слышны, охотник большими прыжками двигается вперед и вдруг замирает, стоит не дыша, лишь только звуки замолкнут. Он превратился в зверка, ему кажется, что и птица, так же, как и он, слушает биение своего сердца.
Стараясь не наступить на ветку, не издать шороха, Санча ползет на четвереньках, укрываясь за стволы. Ружье мешает, как нарочно цепляется за поросли шиповника. Где-то за хребтом взошло солнце, вершины сосен прорезал золотой луч. Тишина. Совсем близко, почти над головой раздается резкий скрежещущий звук, как будто по тонкому лезвию косы дернули шершавым брусом. Санча вздрагивает всем телом и впивается глазами в ветвистую сосну. На длинном толстом суку замерла огромная птица; черный распущенный над головой хвост, как веер, медленно собирается, стальная грудь мерцает зеленью.
— Глухарь! — проносится в голове охотника.
Птица снова затоковала. Движения ее становятся беспокойными, она бегает по суку взад и вперед, топчется, повертывается на одном месте и снова, но уже отрывисто, дергает брусом по косе. В неудобной позе сидит Санча, и, сам того не замечая, тянет ружье, на котором стоит коленом. Сухая ветка, сломанная плечом, трещит, и мальчик холодеет, но птица ничего не слышит.
На другой сосне рядом раздается удар крыльев. Первый глухарь падает на землю, взъерошив перья, ждет противника. Через секунду две птицы бегают меж стволами попеременно одна за другой. То одна, то другая приостанавливается, задорно, боком ждет врага и вступает в бой. Птицы сделались огромными, перья стоят торчком; высоко поднимая головы, они бьют друг друга по чем попало. Слышатся тяжелые удары по крыльям. В азарте птицы приближаются к
Санче. Он видит разинутые клювы. От сильного удара по темени одна из птиц садится на хвост и сидит, вобрав голову в плечи. Нажав скобу, чтобы не щелкнуть пружиной, он взводит курок. От мысли, что сейчас убьет двух глухарей, мальчик дрожит… Приложив танцующее в руках ружье к стволу сосны, ищет мушку, затерявшуюся в кусте, но в этот миг раздается оглушительный лай Полкана. Словно брошенные огромные хвостатые мячи, птицы катятся с хребта. Довольный, что разогнал дерущихся птиц, мотая хвостом, пес несется к Санче, но получив увесистый удар по голове, мгновенно поджимает хвост. С неприятным криком пролетает дятел. Верхушки сосен горят в лучах солнца. Издали доносится голос Петчи:
— Санча-а-а! Э-о-э!
Чуть не плача, Санча медленно возвращается к костру. Ему холодно. Утренний иней покрыл поляны внизу серебристым ковром.
— Где же ты был?-встречают его ребята.
Усевшись к самому огню, угрюмо отвечает:
Ходил посмотреть как сосны растут.
— Ну, и видел?
— Видел… Корнем книзу…
Хочется рассказать про глухарей, но стыдно, что упустил добычу. На Полкана он не может равнодушно глядеть, и когда тот приближается, бьет его ногой.
— Пошла ты, падина проклятая!
Гринча робко поглядывает на товарищей, не решаясь спросить, куда теперь они пойдут. Он собирает чашки, куски хлеба и завернув в чистую белую тряпку, прячет в сумку.
Ребята молча следуют за Петчей, который решительно спускается с хребта.
— Это куда же ты?- спрашивает Санча.
— В деревню, а куда вы-не знаю,- сердится Петча, неуверенный и теперь, что правильно берет курс.
Ему показалось, когда он обдумывал ночью, что очень просто исправить ошибку, но теперь снова растерялся. Подошва хребта упирается в поляну, поросшую чахлым березняком. Он круто берет влево по скату, решив, что хребты пошли рядом и где-нибудь сойдутся настолько, чтобы перебраться по сухому.