И Марине захотелось плакать. Она неким шестым чувством понимала, что это была последняя их встреча, когда Сергей мог свободно распоряжаться собой и своими чувствами. Но вот минет Пасха, а затем он поведет под своды храма к аналою другую женщину — тихую и скромную Вареньку Соловьеву. Господь так жестоко переплел их судьбы с чужими им людьми, заставил до конца своих дней жить лишь воспоминаниями о былом.
И Леночка… Их маленькая Helen. Она становится с каждым днем все более похожа на Сергея: так же запускает ладонь и ерошит волосы, когда задумчива или что-то желаемое никак не выходит, так же хмурит лоб. И эта небольшая страсть к рисованию. Леночка то и дело рисует то мелками, то грифелем, и пусть пока это не совсем похоже на то, что она берет за основы своего рисунка, но даже новая бонна, строгая мадам Фуше, признала, что, по-видимому, в девочке есть страсть и талант. А значит, маленькой графине нужен учитель рисования вскоре, заявила она.
Вот и сейчас Леночка встретила мать в ее половине, с восторгом призывая ту взглянуть на ее очередное творение. Марина не могла не уделить внимание ребенку, какой бы усталой не чувствовала себя ныне.
— О, как красиво! — восхитилась она, прижимая к себе дочь. Знакомые серые глаза сейчас сверкали таким неподдельным восторгом, что у нее перехватило дыхание. — Кто это? Лошадки?
— Merci, petit maman! — улыбнулась в ответ Леночка. — Но это киски!
Марина поспешила согласиться, что кошки действительно удались, только вот не надо рисовать им таких длинных ног в будущем, и, в последний раз коснувшись губами пухленькой щечки дочери, стала подниматься на ноги. Внезапно ее голова пошла кругом, в глазах потемнело на миг, и ей пришлось тут же ухватиться за спинку стула, что стоял рядом. Но слабые руки не смогли удержать ее, она стала заваливаться на пол, чувствуя, как сознание постепенно покидает ее.
— Emmenez Helen![492] — успела Марина крикнуть бонне и рухнула на пол. Мягкий ворс ковра смягчил ее падение, но заплакала она сейчас не от боли, а ясно расслышав, как закричала испуганно Леночка.
Странно, она словно была в полуобмороке — она более-менее ясно слышала происходящее вокруг, различала голоса и звуки, а картинка перед глазами была словно в какой-то дымке. Быстро увели прочь плачущую Леночку, что сквозь слезы звала мать и умоляла бонну оставить ее подле той. Убежала в спальню за солями, причитая, Таня — резкий голос Катиш сделал ей выговор, что она плохая горничная, раз не имеет при себе нашатыря, и место ей на скотном дворе.
А затем Марина вдруг увидела, как над ней склонилась золовка, обеспокоенно вглядываясь в ее лицо.
— О, Боже мой, Марина Александровна! — проговорила тихо она, и Марина нахмурилась — внезапно расписной потолок ее кабинета стал будто растворяться, а на его место пришла темнота, которая сейчас обрамляла лицо Катиш, склонившейся над Мариной. Это длилось лишь миг, но и этого короткого времени для Марины было достаточно. Ее разум выпустил на волю воспоминание, что спрятал до этого момента в каком-то дальнем уголке Марининого сознания.
— Это были вы…, — сначала тихо прошептала Марина, заставив Катиш испуганно отшатнуться. А потом она закричала, прежде чем провалиться в темноту обморока — громко и с надрывом. — Это вы! Вы!
Глава 59
Яркий солнечный свет ударил Марине по глазам, и она поспешила повернуть голову в противоположную сторону от него, прикладывая при этом ладонь к глазам.
— О, слава Пречистой, вы пришли в себя! — к ней тут же наклонилась Таня, встревожено глядя на барыню. — Ну что ж вы так, барыня! Не успели от одной болезни оправиться, как другая свалила с ног. И зачем тогда выезжали-то?
— Я была больна? — проговорила Марина, а потом знаком показала, что испытывает жажду. Таня тут же подскочила со стула у постели барыни и налила той воды из графина на комоде. После вернулась к кровати, подала бокал хозяйке.
— Да уж пятый день пошел, как вы в постели, — принялась рассказывать Таня. — Сначала жар был. Три дня. Сильный, еле сбили его. Вы не помните?
— Нет, — удивленно покачала головой Марина. — Не помню.
Она попыталась вызвать в памяти хотя бы некоторые моменты из этих дней, о которых речь ведет Таня, но смогла только вспомнить ужасную головную боль, ломившую виски и затылок, вызывавшую резь в глазах. И тело… Она вспомнила, как болело все тело, будто ее кто-то избил накануне.