Через полчаса двинулись дальше. Полдень миновал, а перед нами еще долгий, неведомый путь. Сброс теперь значительно сузился, а по правой стороне к нам придвинулись сераки ледопада. Дорогу пересекали трещины, уходящие к самым скалам. Мы петляли между ними, потом свернули направо вверх, и теперь уже видно: перед нами плато!
Кругом еще полно расщелин и трещин, но дальше простиралась снежная поверхность. Над ней висела легкая неподвижная дымка. Мокрый снег держал очень плохо, лучше идти в связке.
Войтек по-прежнему был ведущим. Ну и двойка же досталась сегодня этому парню: в середине связки шел Весек, а замыкающим — я. Мы огибали трещины, при каждом шаге проваливаясь в снег по пояс. Войтек в бешенстве выкарабкивался, пытался обходить зыбкие участки снега, но безуспешно: снег совершенно не держал. Надо быть стоиком и продолжать путь. Только когда мы миновали полосу трещин, образующую продолжение ледопада, и выбрались на ровное пространство, снег стал тверже. В тех местах, где под снегом могли быть расщелины или трещины, мы расставляли наши вешки, указывающие надежную дорогу.
Прошло несколько минут, четверть часа, а снежному склону, казалось, нет конца. Но вот очередное возвышение, а за ним — долгожданные палатки!
Лагерь выглядел покинутым. Палатки осели, оттяжки сорваны, рядом едва присыпанная мусорная куча, которую разворошил ветер. В «турне» слой воды, в «памирке» остатки продуктов. Мы решили привести в порядок «рондо».
Далеко позади нас, у входа на террасу, замаячило несколько крохотных фигурок. Через час в «рондо» был наведен порядок. Уже поспевала большая кастрюля чая, когда появился запыхавшийся Рубинек, а несколько позже — Шаман, Доктор и Рогаль. От них валил пар, как от взмыленных коней. Они уселись на рюкзаки. Мы протянули им кружки с чаем, а они неприязненно наблюдали, как мы хозяйничаем в «рондо».
— Вы заняли нашу палатку, — проговорил наконец Шимек.
— Как это вашу? Мы прибыли первыми и заняли одну из палаток. Прошу, остальные свободны! — Войтек сделал жест в сторону «памирки» и двух «турней».
— Ладно, Шимек, перестань! Мы приведем в порядок другую палатку. — Доктор был уступчив.
Наступили сумерки, когда к лагерю приблизилась одинокая фигура. Это был Петр. Последние метры он одолевал с громадным трудом. Делал несколько шагов и замирал, опершись о ледоруб. Но вот и конец пути. Тяжело дыша, он молча сел на рюкзак.
— Петр, что с Мацеком? Нам показалось, что вы идете вместе?
— Он вернулся на базу… со склонов Рамтанга… Говорил, будто у него началось кровотечение… то есть, что из носа пошла кровь… или что-то в этом духе, — прошептал он и с сомнением махнул рукой. — Я прихватил часть его снаряжения… и это меня доконало, — тихо добавил он.
Солнце уже зашло, стало совсем холодно. Парни забрались в «рондо» и подали мне ботинки, чтобы я очистил их от снега: ночью обувь приходится держать в спальном мешке. Я нагреб еще большую кучу снега у самого рукава — мы будем натаивать из него воду — и последним забрался в палатку. Все небо было затянуто тучами. Задувал ветер, донося с разных сторон отзвуки срывавшихся со склонов Кангбахена небольших лавин.
Мы уже лежали сонные в спальных мешках, а Весек, почти всадив нос в мое ухо, нашептывал:
— Марек, знаешь? У меня обычные страхи перед штурмом. Помнишь пик Коммунизма? Это всего лишь 7500 метров, а самочувствие было ужасное. Мне казалось тогда, что я уже не взойду. У меня мерзли ноги, охватывала какая-то апатия, хотя перед штурмом я был в приличной форме. А сейчас я далеко не в самой лучшей — у меня все время забиты пазухи, и мне трудно идти.
— Весек, не преувеличивай! Ты несся сегодня вверх как ракета. А если ты не справишься, не бойся… я на спине втащу тебя на самую вершину…
— Я что-то плохо акклиматизируюсь. Эти пазухи и простуды…
— Вероятно, поэтому ты такой невыдержанный и сварливый.
— Да, я знаю… — приуныл он. — Я теряю контроль над собой. Но я цапаюсь только с Вальдеком и Соболем, а с тобой, пожалуй, нет? — с надеждой спросил он.
— Всё о'кей!
Я проснулся первым. Было пасмурно. «Кажется, до рассвета еще далеко», — подумал я, но стрелки моих часов показывали около девяти.
— Чёрт возьми, как поздно! — зло выругался я. — Ребята, подъем!
Ночью, видимо, выпало много снегу, и утром в занесенных палатках было темно, поэтому мы и спали, как сурки. Из ближайших палаток не доносилось ни малейших признаков жизни: коллеги, вероятно, тоже спали каменным сном, изнуренные вчерашними трудами.