Мы старались как-то занять время вынужденного безделья: я и Ксаверий ходили купаться в море. И здесь, как и у Астрахани, море было мелким. Приходилось пройти около четверти километра по деревянным мосткам, пока дойдешь до киоска, где можно купить билет на право пользования кабинкой для переодевания. Но и здесь глубина была чуть выше пояса. На мостках были устроены лежаки, и на них было довольно много загорающих.
Однажды мое внимание привлекла молодая женщина с двухлетним ребенком на коленях. Была она, что называется, восточная красавица. Да и ребенок с большими черными глазами был на редкость красив. Я просто не мог оторвать глаз от этой пары.
— Посмотри, какая замечательная модель для художника или фотографа, — сказал я Ксаверию.
В Баку был Дворец музыки, террасами сходящий прямо к морю, на них устраиваются концерты под открытым небом. Как-то мы узнали, что русский пианист, получивший первую премию на международном конкурсе имени Шопена в Варшаве, будет выступать на одной из террас. Ксаверий и я пошли на этот концерт. Ничего подобного я раньше не слышал, это был лучший концерт в моей жизни. Была теплая летняя ночь, кругом царила темнота, и только у фортепиано горели две свечи. Я по своей природе не артистичен, я не смог повторить даже простейшей мелодии. Правда, в детстве родители посылали меня учиться игре на скрипке и фортепиано, но уроки были прерваны Первой мировой войной и никогда больше не возобновились. Но все же музыка делает со мною необыкновенные вещи — я как бы переношусь в иной мир, забывая обо всем на свете. В тот вечер игра русского пианиста перенесла меня в эпоху романтизма, такую далекую от реальности, от шедшей всего в нескольких сотнях километров ужасной войны.
Терраса, на которой проходил концерт, была небольшой, на ней едва могли уместиться несколько сотен человек. Любопытно, что среди публики я не заметил татар и армян, хотя именно эти две народности превалируют в этой части Кавказа. Публика в основном состояла из русских. Было много высших офицеров в сопровождении интеллигентного вида дам. Все мы были очарованы музыкой и мастерством исполнения.
А я, разглядывая при свете месяца окружающих меня людей, вспомнил дореволюционную русскую интеллигенцию, среди которой прошло мое детство.
Сейчас мне вспоминается еще один концерт из произведений Шопена, тоже проходивший в колонии, только на этот раз — в британской, в Сингапуре. На нем тоже доминировали представители британской колониальной администрации, но все же процент китайцев, малайцев и индусов был выше процента туземцев на концерте в Баку.
На следующий день после концерта Зингер, Ксаверий и я отправились в местный музей, где были хорошо представлены история и этнография Азербайджана и история развития Баку. Сопровождала нас в экскурсии по музею молодая сотрудница, только что закончившая исторический факультет. Она была недурна собой, а на наши вопросы отвечала живо и с юмором.
Я задумался, кто она по национальности. Не похожа ни на русскую, ни на татарку, ни на представительницу кавказских народов. Была она среднего роста, с большими черными глазами, светившимися умом и юмором. В Европе бы ее принимали за южную француженку, в Кракове или Львове — за венгерку. В конце концов я решил, что она армянка. Армения с запада граничит с Азербайджаном. А сами армяне, пожалуй, самая интеллигентная и древняя нация, за исключением, конечно, евреев.
По нашему единодушному решению, лучшим экспонатом музея была наша чичероне, и большинство вопросов было задано единственно, чтобы продлить беседу с ней. Прощаясь, я все же спросил ее, не армянка ли она. Я хотел было добавить, что и у нас в Польше живет довольно большая армянская колония, но она ответила: «Нет. Мы с вами одной национальности». Оказалось, она была внучкой или правнучкой одного из повстанцев, вынужденных после отбытия наказания поселиться на Кавказе.[73]
Однажды вечером нам сообщили, что на следующий день отплывает пароход, на котором мы сможем добраться до Пехлеви, иранского порта на южном побережье Каспийского моря. Плавание должно занять около суток — судно было таким же маленьким, как и то, на котором мы приплыли в Баку.
Каюты были очень душными, а мне особенно не повезло — мое место было на верхней полке. Я почувствовал, что не смогу заснуть в такой духоте, и вышел на палубу. Я удобно расположился на бухтах каких-то канатов. Чуть в стороне от меня на такой же бухте расположилось двое людей. Они разговаривали на непонятном мне языке, может, по-армянски, а может, и на родном языке Сталина — по-грузински. Я сидел, прислушиваясь к звукам их разговора, смешивающегося с шумом бьющихся о борт волн. Я так и заснул, полусидя на канатах.
73
Имеется в виду национальное восстание в Польше 1863 года. После его подавления большинство его руководителей было сослано царским правительством в Сибирь. (Прим. переводчика.)