Солнце село, и взошла луна. Амира стояла с лампой. Тени ее, Хамиды и других женщин шевелились на стенах. Потолок терялся в розовом тумане. Все было, как в ту ночь, когда Алекс спустился с крыши, и как в тот вечер, когда он ушел. И вдруг Винтер показалось, будто Алекс в комнате. Она закричала, стала звать его по имени. Крик вырвался из открытых окон, пронесся над садом и разбудил эхо, жившее внутри высоких замкнутых стен…
— Алекс… Алекс… Алекс…
И это эхо свидетельствовало о рождении сына Алекса.
Был март, когда началась долгожданная атака на Лакноу. Днем за днем в городе грохотали орудия, улицы стали полем боя, кладбищами и склепами. Трупами были разбросаны в ярде друг от друга.
Армия Колина Кэмпбелла — шотландские, сикхские, пенджабские и британские пехотные и кавалерийские полки, морская бригада Пилса и Джанга Захадура Гуркхаса из Непала — атаковали обороняющихся, бросались на орудия, отвоевывая ярд за ярдом горящие, дымящиеся улицы, рвались через град картечи и едкий дым горящих домов, мимо укрепленных дворцов, через оскалившихся мертвецов, гнали повстанцев от улицы к улице, от здания к зданию…
Довольно удивительно — а может и справедливо — именно благодаря Карлиону в Гулаб-Махале не произошло ни убийств, ни разрушений. Такая участь постигла почти все дома взятого штурмом города. Мистер Лапота, мистер Добби, лорд Карлион, Лу Коттар, миссис Хоссак и дети, — все были в безопасности. Они рассказывали истории о себе и о жене капитана Алекса Рэнделла, а также вспомнили о тех, кто предоставил им убежище. Позже, когда колонна из Дели присоединилась к армии Колина Кэмпбелла, войска приступили к последней атаке на Лакноу. Карлион использовал свое большое влияние и добился того, что Гулаб-Махал получил самую лучшую защиту, какой можно было добиться при данных обстоятельствах. Ему обещали, и даже в тяжелом бою это обещание не было забыто. С ужасным грохотом битвы, потрясшим город, словно разбушевавшееся море, приклады винтовок застучали в дверь Гулаб-Махала. Какие-то мужчины стали громко требовать впустить их.
Винтер спустилась к ним одна, надев платье Хуаниты и недоумевая, кто бы это мог быть. Она услышала английскую речь, стала открывать ворота, дергая тяжелую решетку и замки — привратник убежал куда-то в ужасе — и наконец распахнула их. Перед ней оказались почерневшие, окровавленные лица солдат. Это были люди из шотландской бригады, полдюжины всадников и офицер. Человек, сидевший на лошади, улыбнулся Винтер, спешился и подал ей руку.
— Помните меня, миссис Алекс? Мы встречались в Дели… Уильям Ходсон.
— Да, — ответила она, глядя вверх на бледное, искаженное страстью битвы, улыбающееся лицо человека, о котором Алекс говорил, что он всегда впереди на несколько шагов. Увидев его один раз, никто не захотел бы забыть о нем. — Я помню.
— Я не могу остаться здесь, — сказал Ходсон. — Я приехал сказать, что буду охранять ваш дом. Если вы увидите Алекса раньше меня, передайте ему, что астролог в Амристар был прав. Он знает, что это значит. Но если мы обратим этих бродяг в бегство, я встречусь с ним раньше.
Он сел в седло, отсалютовал Винтер и в сопровождении своих людей поскакал галопом вперед. Его лицо горело от страсти битвы, глаза ярко сверкали, словно он стремился навстречу другу или любимой, а не смерти, ожидавшей его в тот день.
Шотландцы смотрели на приоткрывшую рот Винтер и улыбались ей. Дружеские, смущенные, полузастенчивые улыбки мгновенно превратили их из бешено сражающихся зверей с жаждой убийства на лицах в обыкновенных мужчин, имевших детей, жен или подруг. Затем дверь снова заперли и прибили к ней приказ за подписью сэра Колина Кэмпбелла. Пока шло сражение, у ворот стояли солдаты и охраняли Гулаб-Махал от грабителей и взбешенных битвой, жаждущих крови бойцов, пока самое страшное не осталось позади.
Пища во дворце снова стала скудной, поскольку никто не осмеливался выйти за его стены. К концу месяца, когда последнее сопротивление было подавлено и орудия умолкли, на разбитом базаре еды было мало. Город умирал от голода.
Винтер похудела — как Амира и Хамида, как многие другие не только во дворце, но и во всем Лакноу. А ребенок прямо-таки расцветал, и его мать тревожилась теперь не о сыне. Она, как всегда, волновалась об Алексе. Ведь падение Лакноу не принесло мира в Оуд.
Главнокомандующий, генерал Колин Кэмпбелл, совершил одну из непонятных, странных тактических ошибок, которые погубили множество военных кампаний. Он воспрепятствовал генералу Аутраму покончить с отступающим врагом, и поэтому большая часть сил неприятеля спаслась.