Ожидая заказ, я смотрела через дорогу на сосновый бор. Сосны стоят вечнозеленые, стройные и душистые, но плутовка-осень уже маячит почти за каждым деревом и кокетливо прячется в начинающих краснеть листьях боярышника, что посажен вокруг ресторанчика вместо забора.
Позавчера, встретившись с Женькой, я была уверена, что готова простить его. Но то, что он рассказал, повергло меня в ужас и обратило в бегство, а мысль о прощении развеялась, как колечки дыма, которые пускал мой папа, пытаясь позабавить меня в детстве.Воспоминания о нашем разговоре в Балчуге кружились в голове, словно злые осы над закипающим малиновым вареньем. Мысленно я взмахивала рукой, но никак не могла отогнать их. И лишь одна мысль буравила мой разгоряченный лоб – как мне вернуть то спокойное философское настроение, которое необходимо, чтобы начать писать давно задуманный осенний роман о бабьем лете? О щемящей грусти, навеваемой дачными садами, подернутыми горьким дымком сжигаемых листьев и картофельной ботвы на деревенских полях.
Коттеджные новосельцы морщат носы от этого запаха, а аборигены наслаждаются им, сидя вокруг костра и поедая печеную картошку.
Бабье лето… Бабье лето. Теперь уже, наверное, и мое. Как ты права, бабуля!
Солнце, проглядывающее сквозь эту дымку, насмешливо шпарит своими лучами по расслабившимся после отпусков людям. Бедняги избавляются от пиджаков и плащей, надетых с утра. Перепад температур у нас в Москве такой резвый, что кристаллики ранних заморозков испаряются, едва превратившись в капли. Народ млеет и щурится от яркого солнца. Снова появляются рубашки с короткими рукавами, мелькают солнцезащитные очки. А погода просто шалит напоследок. Вы посмотрите на солнце через закопченное стеклышко и увидите, что солнце дразнится, показывая язык. И тепло бабьего лета есть не что иное, как игра в подкидного дурака. И только сама Осень всегда в выигрыше.
Я взяла салфетку, достала ручку. Словно кто-то диктовал мне прямо в ухо, я лишь записывала.
А август вновь подвел итог,
Созревшим яблоком и Спасом.
И неба высветлил чертог…
Ах, в августе мечтать опасно.
А листья у твоих дверей
Как будто медные монеты,
Что много их – ты не жалей,
Ты ими заплатил за Лето…
Я положила ручку и оглянулась. В кафе я была одна. Лишь вышколенная рублевская обслуга прилиплапо стойке смирно у барной стойки.
Вот и бабуля моя ходит в таких же обманутых этим мимолетным теплом, твердя мне, что я ничего не понимаю в жизни, что это не погода, а Божья благодать. Бабушка вздыхает посередине облетевшего, полупрозрачного сада, собирает, кряхтя, последние яблоки в корзинку. Потом сгребает остатки листьев. И, отдыхая, долго сидит на ступеньках крыльца, облокотившись на грабли, подставляя лицо обманным солнечным лучам.
А октябрь я особенно не люблю. Хитрая природа может задержаться с теплом, американцы называют это тепло в начале октября индейским летом. Я прочитала об этом еще в школе, и решила быть… индейкой. Папа над этим долго смеялся. Но я и прозвище себе придумала, настоящее, индейское – Зеленая Луна.
Единственное, что примиряет осенью с окружающим миром, так это душистая и сладкая, как мед, ташкентская дыня в плетеной сетке. Папа всегда покупал ее у приезжих узбеков прямо на Казанском вокзале, что называется – с колес. Потом он передал эту эстафету моему мужу.
В знаковых событиях, которые происходят в моей жизни, есть какая-то фатальная закономерность. Почти все они происходят осенью, которую я так не люблю. Словно она добивается моей любви. Или оправдывается передо мною.
Но есть и еще одна причина моей нелюбви к осени.
Я сделала еще один освежающий глоток и, закрыв глаза, провалилась почти на тридцать лет назад.
Нет, не так.
Я просто выпала из времени.
…Конец сентября 1979 года. Индейское лето. Нью-Йорк. Big Apple. Большое Яблоко.
Жарко и душно. Сплошной поток желтых такси, сирены полицейских машин. Спешащие холеные клерки с кейсами, лениво ползущие толстые негритянки. И трансвеститы, выделяющиеся в толпе яркими пятнами своих нарядов и необъятными белокурыми париками из кониколона.
Мужу удалось включить меня в состав группы журналистов, сопровождающих спортивных деятелей. На нас надвигалась Олимпиада в Москве.
У меня был журналистский билет корреспондента-внештатника одного из центральных комсомольских изданий. Задание, которое я получила в редакции, звучало издевательски: «Осень в Нью-Йорке. Путевые заметки». Я должна была написать про Центральный парк.
Ну, почему опять осень? Почему не про историю забегов на Эмпайр Стэйт Билдинг или про пожилых спортсменов, коими заполнены дорожки Центрального парка?