На краю пшеничного поля стоял огромный, тенистый орех. Дрожь волнения охватила при виде его старуху.
Под этим орехом встретилась она в последний раз с телеграфистом Габо.
— Извелся я без тебя! Заслонила мне весь мир — свет божий померк, стал немил! Присушила меня, приворожила! Среди лета мерзну — хоть второе солнце на небе зажги, все равно без тебя мне не согреться!
— А я и слушать его не хотела! На другой день он выпил отраву из-за меня. Как знать — может, он смотрит теперь с неба на мои скитания и мучается. Знаю, знаю, болит у него душа, жестоко болит!
Фуфала посмотрела на остатки разрушенных стен, что чернели на вершине горы, и перекрестилась.
Как бывало весело на гулянье в день храмового праздника этой старинной святыни! Здесь однажды Доленджи, отчаянный наездник, распалив коня, перескочил в честь Фуфалы через семь разостланных в ряд бурок. А Зазуна, беспечный гуляка Зазуна, спрашивал ее: «Да кто ты такая — уж не дочь ли самого ясного солнышка?»
— А Ардашели ходил за мной как тень: «Некуда мне от тебя деться — казни или помилуй!» Но я была тверда как кремень — эх, и кого же я дожидалась? Отчего не верила никому, никого не слушала?
— Что за яростный ветер пронесся надо мной — всю ограбил дочиста, ничего мне не оставил.
Показались дома — под бурыми соломенными или красными черепичными крышами. Из-за колючей изгороди проулка выглядывали задорные хохолки кукурузы. Из свежеполитых огородов тянуло чабером и укропом.
Вот и еще развалина — при виде своего разоренного пепелища Фуфала вспомнила вчерашний сон: она нежится в постели, а мать напевает, склонившись над ней:
— Кому пошлешь? — спрашивает с улыбкой матушка. — Сулхану, Арчилу или Рамазу? — Фуфала колебалась и сидела, задумавшись, на постели, а мать упрашивала ее:
— Что ты бровки насупила? Прояснись, разгладь морщинки у себя на лбу, жизнь моя!
Но рассеялось сладкое сновидение… Нет уютной постели… Фуфала проснулась в хижине у кумы-крестьянки, на соломе, разостланной прямо на земляном полу. И сразу послышался ей за дверью сердитый голос хозяина, бранившего жену:
— Избавь меня от старой хрычовки! Смотри, повадится к нам да и поселится, как у себя дома!
— Как же я ее выставлю — она мне лекарства дает! Вот намедни от головной боли вылечила!
— Ну, так потчуй ее разносолами, чтоб ей пусто было!
Фуфала подчас лекарничала ради куска хлеба — слыла лечеей.
— Свари ворону так, чтобы в своем пару упрела, и выпей отвару.
— Высуши кровь скорпиона и глотай, зажмурясь…
— Дубовый сок и ястребиный жир смешай с оленьим салом, брось сердце голубя в розовую воду…
Аптеку лекарки Фуфалы составляли: трава ослиный бок, волчий корень, ивовый арак, верблюжья кость, адский камень, чертовы огурчики, осиная травка…
Снадобья и зелья Фуфалы были никому не нужны — да она и не навязывала их. И все-таки она была надеждой деревни… И жила славой целительницы — она, когда-то наносившая смертельные сердечные раны! Сердобольные знакомцы давали ей приют и пищу из сострадания.
Старая красотка вступала в деревенские проулки, как корабль, побитый бурей, в тихую гавань.
— Может быть, я в последний раз вижу нынче родные места? — подумала она с грустью.
На самой дороге, возле изгороди, под большим пшатом — тут было узаконенное место сельского ареопага — заседал женский синедрион. Глазастые, болтливые сплетницы стрекотали без умолку: шили и мыли, гладили и катали, пряли и лощили — и всё языком!
Какие ни сыщутся языки на свете, все собрались здесь: язык-шептун и язык-болтун, язык-лизун и язык-лепетун, язык-тумак и язык-кистень, язык-клепало и язык-молотило, язык-моломон и язык-погремушка, язык без замка и язык без костей, язык длинный и язык колкий, язык-бритва и язык-терка, мели-язык и прикуси-язык, язык суконный и язык гугнивый, язык-пила и язык-трепало, язык спотычливый и язык заплетчивый, язык медоточивый, язык ядовитый, язык раздвоенный…
Прибавить еще? Язык-балаболка, язык-жужжало, язык-змеиное жало… И кто знает, сколько еще других! Чего не сболтнет неутомимый и острый человечий язык!
Сплетницы изрыгнули, излили всю свою желчь, перемыли косточки всем и каждому, правого и виноватого облили помоями, смешали с грязью, выставили на посмешище…