Младший политрук Сонькин вместо ответа дёргает командира за рукав и вполголоса сообщает:
— Алексей, кажись, по наши души топают!
Вдоль линии окопов, двигается группа греческих офицеров, пытается расспрашивать людей в шлемофонах. Котовский выходит из-за танка и поднимает руку, привлекая к себе внимание.
Блестящие сапоги, кожа портупей, добротное сукно шинелей, серебряные и золотые звёзды на погонах. Белая кость, голубая кровь, они даже внешне отличаются от похожих на обугленные головешки солдат подчёркнуто европейской внешностью. Большинство солдатских лиц украшают густые усы, лица офицеров выбриты полностью.
Старший на ходу бросает адъютанту:
— Надеюсь, хоть кто-то из них понимает английский или французский, — небрежно подносит руку к околышу фуражки и обращается к советским офицерам:
— I am Lieutenant Colonel…
Алексей не даёт ему закончить:
— Простите, полковник, но я не говорю по-английски. Давайте по-гречески? — и, не ожидая, пока подполковник справится с удивлением, представляется:
— Старший лейтенант Котовский, командир второй танковой роты.
Чужие языки Алексей всегда учил легко — талант, наверно, достался от неизвестных родителей, но с английским незнаком. За годы беспризорного детства Лёшка без особых усилий выучился болтать с татарами и с молдаванами, не терялся среди кормившихся морем крымских греков. В детдоме был любимым учеником пожилой Ольги Генриховны, с лёгкостью выдавал зубодробительные фразы на языке Гёте и Шиллера. Когда учительница предложила позаниматься с одарённым мальчиком французским, оказалось, что Леша его не то чтобы учит, а, видимо, вспоминает. Только на всех языках, кроме французского, мальчик говорил с ужасным акцентом. «Абсолютно немузыкальный слух!» — вынужден был признать учитель пения, и изгнал из хора оглушительно оравшего Алексея, ничуть не расстроенного этим обстоятельством — Лёхин кумир в опере не пел. Спортплощадка манила Котовского сильнее гармонии молодых голосов.
Вопреки ожиданиям, подполковник Димитриадис оказывается приятным собеседником, выражает танкистам благодарность за хорошую работу, отмечает невысокий уровень потерь в своём полку.
— Завтра нам придётся штурмовать жилые кварталы, и я хотел бы согласовать наши действия.
Действительно, белая кость. Говорит, как пишет. Согласовать — дело нужное. Грек выслушал предложенную Котовским схему действий, немного подумал и согласился:
— Понимаете, мы хорошие солдаты, но – солдаты небогатой страны, и опыта применения танков у нас нет. Думаю, знания опытного танкиста стоит использовать, — подполковник улыбнулся. — Был рад познакомиться, надеюсь продолжить беседу завтра, а сейчас извините — дела. Ваш солдат уже минуту машет вам из-за танка. Грек протягивает Алексею руку.
— До завтра, полковник. Простите, но ещё один вопрос.
— Да?
— Почему ваши люди не берут пленных? Если итальянцы поймут, что смерть неизбежна, они будут драться как загнанные в угол крысы. Может быть, пусть лучше быстро сдаются?
Димитриадис вздыхает и задумывается, подбирая слова.
— Видите ли, в моём полку у большинства солдат родственники в Афинах. Как раз в тех районах, которые были разрушены при обстреле с итальянской эскадры. Там погибло очень много людей: женщин, стариков и детей. Люди злы и хотят мстить. Со временем нам удастся это остановить, но боль ещё слишком сильна.
Полковник снял фуражку, удивился, увидев её в руке и снова надел.
— До свидания, господин старший лейтенант.
Дайте солдату точку опоры, и он уснёт — эта народная мудрость верна для любой армии во все времена. Исключения бывают. Если у солдата появилась возможность пожрать, добыть выпивку или влезть в какие-нибудь неприятности с местными жителями, он может и потерпеть. В остальных случаях не занятый делом воин засыпает мгновенно — лёжа, сидя, стоя и даже на ходу. Разница между опытным бойцом и зелёным салагой только в подходе к процессу. Молодой теряет сознание сразу. Послуживший, понюхавший пороха боец знает — лучше потратить время, но устроиться с максимальным комфортом.
Среди танкистов новичков нет. Итальянцы оборудованием блиндажей не озаботились. Не успели, или решили, что в городе ночевать удобнее — поди пойми их, нерусских. Ничего, советского бойца устроит и кусок хода сообщения, перекрытый всем, что попало под руку. Ерунда, что в спальне две стены из плащ-палаток, зато тепло. Буржуйку старшина притащил, он же и топит — экипажам завтра с утра в бой, пусть поспят. Жаль, у костра не посидеть – на огонёк скорее залетит миномётная мина, чем добрый человек завернёт. Добрые люди заходили и без огонька — улыбались белозубо из-под густых усов, хлопали по плечам, угощали сигаретами. Поговорить не получилось — так, руками помахали, как глухонемые, но взаимную симпатию выразили.