День клонился к закату, когда наш состав, несколько раз дернувшись, замер на перроне большого вокзала Свердловска. Мы не знали, сумеет ли встретить нас отец. Сумерки сгущались, и трудно было в массе движущихся силуэтов узнать самого родного человека. И вдруг сестренка громко завопила и стала руками стучать по окну:
– Папа, папа, мы здесь!!!
Встреча была трогательной, долгожданной и выстраданной. Сестренка повисла в крепких объятиях отца. Укоризненно поводя указательным пальчиком, нежно поглядывая на его постаревшее лицо с выразительными голубыми глазами, несколько раз переспросила:
– Ну почему ты так долго отсутствовал? Мы ведь очень скучали. Без тебя нам было совсем плохо!
– Отныне мы будем все время вместе, доченька, – отвечал ей отец с доброй, счастливой улыбкой.
Повязку с моего правого глаза уже сняли. Отец испытующе посмотрел на меня и дрогнувшим голосом, что редко с ним бывало, произнес:
– Слава богу, что ты остался жив и сейчас рядом с нами!
Предугадывая неизбежные вопросы, отец объявил, что предстоящую ночь мы проведем в гостинице неподалеку от вокзала. Завтра в первой половине дня на местном поезде поедем в село Красные Орлы. После устройства в небольшой уютной гостинице отец повел нас на первый этаж в ресторан. Здесь я ему вручил новогодний подарок – тот самый саратовский портсигар. Отец был очень тронут и моментально переложил курево из бумажной упаковки в портсигар.
Я с интересом рассматривал необычный интерьер: стены ресторана поражали живописными фантастическими образами. Отец сказал, что это сюжеты популярного уральского сказочника Павла Бажова. Меня удивил метод оформления зала. Это была не роспись плоскости стен, а накладки из рельефной позолоты, вырезанных элементов картона и бумаги, окрашенных в различные цвета. Впоследствии я узнал, что этот уникальный уральский способ оформления интерьеров называется декупаж. Простенки между окнами были увешаны подносами, также расписанными сказочными сюжетами и красочными букетами цветов на черном фоне. На полу в простенках стояли тяжелые кованые сундуки, на которые взгромоздили необработанные, удивительные по цветовой полихромии каменные глыбы минералов. Подвески люстр также были набраны из минералов. Для контраста с большими декоративными глыбами подвески имели граненую геометрическую форму. Это было первое знакомство с некоторыми уральскими традициями оформления интерьеров помещений общественного назначения.
На ужине отец заказал несколько блюд из уральской кухни – пельмени, запеченный картофель в молоке, сладкие оладьи. Практически эти блюда составляли, с небольшими вариациями, основной ассортимент ресторанного меню в условиях голодного военного времени. Наш долгожданный приезд отец отметил небольшой дозой алкоголя. Даже мама слегка пригубила. Сестренка выпила стакан сока из лесных ягод.
Утром местный поезд, часто останавливаясь на полустанках, уносил нас в северном направлении. За окном проплывали таежные леса вперемешку с луговыми полянами, припорошенными снежной поземкой. В местах вырубок отступавшей к горизонту стены леса ютились небольшие промышленные городки и сельские поселения, с бревенчатыми избами преобладающей двухэтажной застройки.
Село Красные Орлы
В переезде немногословный отец короткими фразами поведал об уральской глубинке, в которой нам волею судьбы предстояло находиться. До революции маленькая станция называлась Берикульская, а село в нескольких километрах – Ново-Александровка. Вокруг села на луговых выпасах трудолюбивые крестьяне создали ряд сельскохозяйственных артелей. После революции, в период коллективизации их объединили в коммуну «Красные Орлы». Так назывались в Гражданскую войну отряды Красной армии, действовавшие на Урале. Впоследствии в их честь были переименованы село и станция, на которой мы сошли.
Отец сказал, что нас должен встретить некий дед Агап, владелец тройной избы, в одной из которых мы будем проживать. На мой недоуменный вопрос отец объяснил, что это две самостоятельных избы, между которыми располагается общий крытый двор. Небольшая площадка перед крохотной станцией была заполнена подводами. Около одной из них стоял кряжистый пожилой мужичок в полушубке из овчины и такой же шапке. Окладистая борода делала его похожим на старовера, о самобытности которых я читал еще в школьные годы. Увидев нас, он быстрым шагом пошел навстречу. В нескольких шагах остановился, снял с головы шапку, обнажив большую лысину, низко поклонился и с улыбкой произнес: