Жантом бессильно поднял руки.
— Согласен, — проговорил он. — Вы, вероятно, правы. Я сумасшедший. Нет, не возражайте. Это слово меня не шокирует. Но кто пользуется моим безумием? Кто его подпитывает? А? Как я могу излечиться, пока рядом со мной находится некто, пьющий мои соки, использующий то, что я храню в самой глубине души? Некто дьявольски хитрый, по вашим словам. А почему он не может быть таким же сумасшедшим, как и я? Может, мы — двое сумасшедших в состоянии симбиоза, и безумие одного распаляет безумие другого. Ну, подумайте сами. Я сохранил воспоминание о том, как мать грозила расправиться с котом. А тот, кто читает мои мысли, воспринял эту угрозу всерьез. Но он пошел дальше. Он перещеголял меня в безумии. Что тогда? Как я могу лечиться, пока рядом ходит неуловимая личность, словно вышедшая из меня самого?
Бриюэн подошел к Жантому и, взяв его за плечи, осторожно усадил в кресло.
— Посидите, передохните… Мое дело — объяснять, а не решать. Знаете, что я вам посоветую… настоятельно… Обратитесь в полицию.
— Невозможно, доктор. Меня же арестуют. Это очевидно. Я же для них — идеальный преступник.
— Я имел в виду частного полицейского. Среди них есть очень хорошие, черт побери.
— Одного я знаю. Агентство Рюффена. Я вам о нем не говорил, потому что… Не знаю… Помешал какой–то стыд. Но о чем, по–вашему, я должен его попросить?
— Просто чтобы он понаблюдал за вами, поискал в вашем окружении. Ведь очевидно, что в какие–то моменты вы общаетесь с тем, кто вас преследует. Если это не так, мне придется поменять профессию. Попросите его, чтобы при случае он зашел ко мне. Встреча может оказаться полезной. Вы согласны? Ладно. Я поговорил с вами как мужчина с мужчиной. Теперь уступаю место врачу. Разговор — это хорошо, но лекарства тоже приносят пользу. — С этими словами он выписал рецепт. — Вот. Приходите послезавтра, и мы продолжим разговор. Вам не хватает общения. Могли бы завести подружку… Не хотите! Я не призываю вас изменять жене, но в вашем положении такой аскетизм делу не помогает. Желаю удачи, дорогой друг.
Жантом медленно шел от Бриюэна. «Почему врач не любит Хайда? Как только речь заходит о мистере Хайде, он сразу начинает раздражаться, как будто речь идет о сопернике, о некой личности, неизменно стоящей между мною и миром реального. Он не хочет понять, что мистер Хайд помогает мне переносить себя. Если его убрать, остается только…»
Он остановился возле большого оружейного магазина на площади Сен–Мишель. В витрине искусно выставлено всевозможное оружие, от пистолетика, который можно спрятать в ладонь, до громадного револьвера. Там и сям пучки ножей, блестящие лезвия, разложенные розетками, звездами, вся эта бижутерия смерти. Жантом посмотрел на свое отражение, наложившееся на пирамиду карабинов. Так просто войти, показать на любое из этих ружей и сказать:
— Хочу его купить.
— Зачем?
— Чтобы застрелиться.
Смешно! И все же… Он не посмел подать Бриюэну мысль, что серия убийств, вероятно, не закончилась. После баронессы де Вирмон последуют другие жертвы… по его вине. Пока его посещают кошмары — не только змеи, крысы, пауки или летучие мыши, все эти мерзкие обитатели мельницы, — угрозе подвергаются несчастные старушки. И ни Бриюэн, ни комиссар Маркетти, ни Рюффен никогда не узнают почему. Потому что объяснения нет. Потому что я лишний. Потому что никогда не напишу шедевр, который ношу в себе.
Жантом посмотрел на руки. Скоро они покроются шерстью, как у несчастного доктора Джекила, когда демон украл его душу.
Жантом купил не все газеты — не стоит навлекать на себя подозрения, — только главные, те, что специализируются на выявлении и смаковании происшествий, интересующих публику. Судя по бодрым заголовкам, ясно, что следствие топчется на месте, и замечательно, ведь журналисты в погоне за материалом могут использовать любую деталь. Один из них заметил, сравнивая три дела, что в них есть что–то общее. В первом — зловещий обряд со свечками, во втором нелепое боа, в третьем — непонятная смерть кота. Их объединяют проявления черного юмора. «Все выглядит так, — писал журналист, — как будто убийца хочет извлечь из этих преступлений какое–то эстетическое наслаждение». Эта фраза поразила Жантома в самое сердце. В другой газете сообщалось, что кота не силой затолкали в крысоловку и что хвост у него до этого был защемлен пружиной мышеловки, из чего газета делала вывод, что преступник, убив старуху, потом просто поразвлекся. «Более того, — добавлял автор статьи, — следует признать, что он все спланировал заранее и принес крысоловку с собой». А в заключение он писал: «Над полицией просто издеваются. И этого опасного маньяка не поймать, просеивая квартал частой гребенкой». За этим следовало интервью известного психиатра с пустопорожними разглагольствованиями в духе фрейдизма. Из всего этого вороха Жантом вынес только слова «эстетическое наслаждение». Как хорошо сказано!