Миссис Гейбл ахнула: — Томми! Тебе же запрещали подглядывать за взрослыми!
— А я и не подглядывал! Я на велосипеде катался! — парировал мальчик и тут же переключился на новое. — А еще... за неделю до того, как она умерла, он приезжал к ним. Вечером. Его «Кадиллак» стоял у их дома почти час. Я спрятался в кустах и видел, как он ушел. А потом вышел мистер Мэйсон, Гарольд. Он стоял на крыльце и смотрел всему машине. И у него в руке был толстый конверт. Белый такой. Он его в карман сунул и быстро зашел в дом.
Я перестал делать вид, что записываю, и начал записывать по-настоящему. Подкуп. Прямо на пороге. Эллис покупал молчание Гарольда заранее. Или оплачивал его отсутствие в нужную ночь.
— Ты уверен, что это был конверт? Может, просто газета?
— Нет! — Томми был категоричен. — Он был толстый, раздутый. И мистер Мэйсон его так сжал, что аж пальцы побелели. Как будто боялся, что его отнимут.
— А в ту ночь? — спросил я, стараясь, чтобы голос не дрогнул. — Ты что-нибудь видел или слышал в ту ночь?
Лицо Томми стало серьезным.
— Я не спал, комикс читал с фонариком. Окно было открыто. И я слышал, как подъехала машина. Очень тихо, на низких оборотах. Я узнал звук мотора. Это был его «Кадиллак». Я подбежал к окну и увидел, как он припарковался на грунтовке за домом миссис Мэйсон в самом конце улицы, под большим деревом, в тени. Габариты погасил. И просто стоял. Минут пятнадцать. Потом завелся и так же тихо уехал.
— Может, это был кто-то другой? — осторожно спросил я.
— Нет! Я знаю звук всех машин на улице! — заявил Томми с полной уверенностью гения-самоучки. — И потом… я видел следы! С необычным протектором. Я зарисовал их! — Он лихорадочно полез в карман засаленных шорт и вытащил смятый листок в клетку, на котором детской рукой был старательно выведен рисунок протектора шины.
— Молодец, сынок, — сказал я, беря рисунок. — Настоящий сыщик.
Детский лепет и старушечьи сплетни вдруг обрели вес. Улик не было, но появлялась канва. Версия.
— Ты уверен в времени? — переспросил я.
— Абсолютно! Я как раз новую серию «Капитана Марвела» дочитывал. У меня будильник на тумбочке светится. Было почти полпервого.
— А потом? После того как он уехал?
— Потом... потом ничего. Было тихо. А утром... утром приехала скорая и шериф.
Вот оно. Прямое указание. Эллис не просто угрожал. Он был на месте преступления. Он был дирижером этой симфонии смерти. Он приехал, чтобы убедиться, что все идет по плану, или чтобы отдать последний приказ. Его «Кадиллак», черный и бесшумный, как сама смерть, стал главным свидетельством. Но, пока, не уликой.
— А мистер Кроу? — спросил я его. — Ты про него что-нибудь знаешь?
Тень пробежала по лицу мальчика.
— Он… он страшный. Он никогда не улыбается. Однажды его собака, овчарка злая, погналась за моим котом. Я кинул в нее камень, чтобы отогнать. Мистер Кроу вышел, ничего не сказал. Только посмотрел на меня. Холодно так. Я потом неделю во сне этот взгляд видел. Он… он как будто не человек. А что-то другое.
Я поблагодарил миссис Гейбл и Томми, сунул мальчишке в руку пятерку — «на оперативные расходы». Его глаза загорелись как у кладоискателя, нашедшего сундук.
Выйдя на улицу, я оглядел опрятные домики Элм-стрит. Теперь они казались мне не мирными обителями, а кулисами готического театра, за которыми скрывались темные страхи, старые грехи и притихшие, наблюдающие друг за другом актеры. И двое из них — старая сплетница и мальчик-фантазер — только что дали мне больше, чем все официальные лица Гленвью вместе взятые. Они дали мне направление.
И тень большого черного «Кадиллака» Артура Эллиса нависла над этой улицей, над всем городом, над этим делом. Он был здесь. Он был ключом как сказала Лоретта. И теперь мне нужно было найти доказательства, чтобы повернуть этот ключ в замке правды.
Я сел в машину и поехал по адресу, который нашел в телефонной книге. Поместье Кроу.
Оно находилось на самом холме, возвышаясь над городом, как феодальный замок над покоренной деревней. Высокий каменный забор, массивные кованые ворота с видеокамерами на каждом столбе, длинная, вымощенная булыжником подъездная аллея, усаженная подстриженными кипарисами. Я даже не пытался подъехать к воротам. Я припарковался в полумиле от них, в кармане деревьев у обочины, и достал старый, потертый полевой бинокль, который всегда возил с собой.
Я наблюдал. Минут через сорок к воротам подъехал знакомый темно красный «Кадиллак» — машина доктора Хейла. Ворота бесшумно открылись, машина проехала внутрь, ворота закрылись. Все как по маслу. Никаких лишних движений.
Я выждал еще минут двадцать, потом, пользуясь темнотой подступающего вечера и густой листвой, обошел забор, отыскав место, где старое раскидистое дерево наклонилось над оградой, давая возможность заглянуть внутрь, оставаясь в тени.