Я смотрел на неё и думал: передо мной не просто сестра убитой. Передо мной — женщина, которая ищет себе цель. Потеряв Лоретту, она осталась в пустоте. И теперь вцепилась в идею расследования, как утопающий хватается за обломок доски.
Я видел это уже десятки раз. Но что-то в её лице, в её жестах, заставляло относиться к ней иначе. Может быть, потому что её горе было чистым, без расчёта.
Я тяжело вздохнул, потер переносицу. История была хлипкой. Испуганная сестра, паранойя, несчастный случай, который хочется считать злым умыслом, чтобы было на кого излить гнев. Но в ее глазах, смотревших на меня из-под черной вуали, стояла такая неподдельная, сырая боль и непоколебимая уверенность, что мне стало не по себе. И еще это имя. Гленвью. Аккуратный, прилизанный, сонный городок на юге Калифорнии, где шериф, вероятно, играл в гольф с мэром, а самые ужасные преступления — это парковка в неположенном месте или слишком громкая вечеринка в субботу вечером. Идеальное место, чтобы спрятать грех под слоем благополучия и скуки.
— Мисс Мэйсон, — начал я осторожно, подбирая слова. — Расследование убийств — дело дорогое, грязное и долгое. Я буду копать, задавать вопросы, которые людям не понравятся. Это может всколыхнуть такое дно, которое вам и не снилось. И полиция редко ошибается в таких простых, бытовых вещах, как утечка газа. Вы уверены, что готовы к этому? К последствиям?
— У меня есть деньги, — она порывисто, почти выхватывая, открыла сумочку, вытащила плотный конверт и положила его на стол. Конверт был толстым, набитым купюрами. — Это все мои сбережения. И я могу занять еще. Я должна знать правду. Она была мне не просто сестрой. Она была всем, что у меня было. Если я сейчас сдамся и поверю в их «несчастный случай», то я буду предателем. Я буду такой же, как они.
Я посмотрел на конверт, потом на ее изможденное, искаженное горем и решимостью лицо. Деньги пахли надеждой, отчаянием и потом многих лет труда. А я давно уже не делал ничего ради надежды. Но жалость… жалость была еще тем мотиватором. И долг. Долг перед такими же, как она, кого система выбросила за борт.
— Хорошо, — хрипло сказал я, забирая конверт и суя его в ящик стола, не считая. Доверие — вот что я покупал за эти деньги. — Я посмотрю. Ничего не обещаю. Если это действительно несчастный случай, я вам честно скажу и верну то, что не потратил. Если нет… то мы посмотрим, как далеко заведет нас кроличья нора.
Она расплакалась снова, но теперь это были слезы облегчения, смешанные с истерикой. — Спасибо. О, спасибо вам, мистер Келлер! Я… я не знаю…
— Не благодарите. Еще неизвестно, за что.
— Расскажите подробнее о Гленвью, — сказал я наконец. — Не общими словами. Кто там живёт? Что за люди?
Она перевела дыхание, поправила вуаль и, прежде чем начать, словно собрала себя по кусочкам.
- Мистер Келлер, вы должны понять… Гленвью — это не просто город. Это фасад. Красивый, ухоженный, идеальный. Но за этим фасадом… там темно. Лоретта это видела. Она говорила, что город похож на красивое яблоко с гнилой сердвиной. И она пыталась докопаться до сути. Все они… они все вовлечены.
— Когда вы едете по главной улице, — продолжила она тихо, — вы видите вылизанные газоны, одинаковые дома, улыбающихся соседей. Но стоит заглянуть чуть глубже — и улыбки становятся масками.
Шериф Блейк — он не защитник. Он сторож. Сторож у ворот их маленького рая. Крупный, румяный, всегда жует мятную жвачку, чтобы скрыть запах виски. Его глаза… маленькие, свиные, все видят, все оценивают. И его руки… большие, мясистые, всегда готовые сжать кулак или принять конверт.
- Он следит за тем, чтобы никто не задавал вопросов. У него особая манера говорить — будто каждое слово он пробует на вкус, прежде чем выплюнуть. Лоретта говорила, что он похож на пса, который ждёт команды. Иногда эта команда — закрыть глаза, иногда — показать зубы. Он выполняет оба приказа одинаково хорошо.
Она опустила глаза, задумалась, потом добавила:
— А мистер Кроу, Говард Кроу… он хозяин всего. Он решает, кто будет жить в его идеальном городке. Высокий, седой, холодный, как мраморный памятник. Он словно дирижёр, и весь город играет под его палочку. Он не кричит, не угрожает. Ему это и не нужно. Достаточно одного взгляда. Его глаза такие холодные, что кажется — они измеряют твою стоимость в унциях золота.
Его жена, Эвелин… она как кукла. Идеальная, красивая, с безупречными манерами. Но глаза у нее пустые, стеклянные. Она носит дорогие платья и устраивает благотворительные балы, пока ее муж… пока он делает свое дело.
Доктор Хейл… он должен помогать людям. А он… он боится. Постоянно боится. Его руки дрожат, когда он зажигает сигарету. У него дорогой кабинет, дорогие часы, но он выглядит так, будто вот-вот прыгнет с моста. Лоретта говорила, что он что-то скрывает. Что-то опасное. Про Джейн Уоллес. И не только. Лоретта говорила: он боится собственных пациентов. Она пыталась с ним разговаривать, и он каждый раз съёживался, словно ребёнок, пойманный на краже.