— Подрался? — интересуешься ты тихо.
— И это разглядел? — в голосе Мудилы прослеживается недовольство и раздражение.
— Запах крови чувствую, — отвечаешь ты.
— Ты что, блять, собака? — усмехается парень. Усмехается не весело, натянуто, скорее по привычке.
— Почти полное отсутствие слуха частично компенсируется за счет обострения других органов чувств. Так что да, в какой-то степени собака, — киваешь ты, всматриваясь в темноту и пытаясь таки разглядеть то, о чём говорит Мудила, и распознаешь темное пятно разбитой губы.
— Трахаться, наверное, интересно, — кидает он. Тебя мгновенно прошибает пот.
— По-моему, трахаться интересно в любом случае, — выговариваешь ты еле-еле. Язык заплетается и не слушается тебя. Какого черта он заговорил о сексе?
— Смотря с кем, смотря как, смотря под какими веществами, — кидает он сухо.
Напрягшись, ждешь, что Мудила продолжит развивать тему, но он молчит, втягивая в себя всё новые порции никотина.
— Из-за чего была драка? — решаешь ты поменять тему разговора.
— Не знаю, — пожимает Мудила плечами. — Не помню.
— И часто вы так?
— Периодически. Мы так развлекаемся. А то скучно.
— Типа бойцовский клуб?
— Типа не твое собачье дело, — огрызается он. Сегодня Мудила не производит впечатление парня, которому на всё наплевать. Чуть ссутулившись и поникнув плечами, он выглядит почти трогательно. Так и хочется подойти и обнять его, игнорируя недовольный рык и попытки вырваться из твоей мертвой хватки. Но ты продолжаешь сидеть на качелях, чувствуя напряжение, но вместе с тем и радость от того, что вновь его увидел. Наверное, следует что-то сказать. Или сделать. Вот только что?
Медленно протягиваешь к нему руку. Хочешь положить ладонь на плечо. Приободрить. Но пальцы застывают в каком-то миллиметре от его куртки. В миллиметре от бездны возможных последствий, которые пугают тебя до одури.
Прикоснуться к нему ты так и не решаешься.
— Из-за этого ты сегодня не в духе? — молчать с ним приятно, но отчего-то тебя не отпускает ощущение, что он вот-вот поднимется и молча уйдет, не попрощавшись. Разговором же ты пытаешься удержать его рядом с собой.
— Нет.
— Тогда из-за чего?
Он тяжело вздыхает, отбрасывая окурок в пропасть вечернего мрака, затем медленно поворачивается к тебе.
— Что именно ты недопонял, когда я сказал тебе отъебаться от меня? — шипит он, и ты впервые замечаешь схожесть с его кличкой. Действительно похож на бродячего побитого улицей блохастого кота, который никого к себе не подпускает и при любом твоем резком движении встает на дыбы, готовясь кинуться. Этакий взъерошенный комок чистой ненависти ко всему миру, сплетенный из грязи, всклокоченной шерсти и лишая. Не тот котик, фотографии которых публикуют в интернете с умилительными подписями. А тот, к которому нормальный человек притрагиваться не захочет даже за деньги.
— Всё было понятно.
— И хули ты опять здесь?
— Не знаю, — признаешься ты честно. — Видимо, ты был не слишком убедителен.
— Ебало тебе набить, чтобы все уяснил? — Ты чувствуешь, что он не блефует. Какова бы ни была причина его дурного настроения, он не против слить его на тебя.
— Попробовать можно, но не уверен, что поможет, — с обреченностью в голосе бормочешь ты. Мудила вновь тяжело вздыхает. Вздыхает так, будто все тягости бытия опустились на его плечи. Затем поднимается с качелей, потягивается и выдаёт:
— Пива хочу, — и устремляет взгляд в твою сторону.
— И?
— Купи. — Говорят, наглость — второе счастье. Мудила — её воплощение.
— С чего бы это? — тем не менее не торопишься ты исполнять пожелание.
— С того, что у меня день рождения, — заявляет он.
— Врешь.
— Паспорт показать? — усмехается он.
— Покажи, — не отказываешься ты от предложения. Заодно и имя его узнаешь.
— Рыло треснет, — фыркает он, прячет руки в карманы широкой куртки и направляется в сторону магазина.
— Эй, — окликаешь ты его, торопливо поднимаясь и следуя за парнем. — Я куплю, — знаешь, что позже будешь ненавидеть себя за слабоволие, но разве можно ему отказать? Или точнее… Разве ты Хочешь ему отказывать?
— А на тачке прокатиться дашь? — почувствовав твою слабину, повышает ставки Мудила.
— Права есть? — уточняешь ты.
— Нет. Но водить умею.
— Тогда не дам.
— А были бы права, дал бы?
«Дал бы?» застывает в воздухе. На языке тут же начинает вертеться похабная шуточка, но ты её с усилием проглатываешь.
— Может быть, — пожимаешь ты плечами.
— Нельзя же быть настолько доверчивым, — цокает он языком. — Честное слово, сколько тебе? Сорок? А всё как тупой подросток.
— Мне вообще-то двадцать девять, — хмуришься ты.
— Двадцать девять, сорок — один хуй, старый, — выдает вердикт Мудила.
Вот же… МУДИЛА-ТО, А!
Тихо психуешь, продолжая следовать за человеком, явно не ознакомленным со словосочетанием «границы дозволенного». Злишься, но идешь. Не уходишь. Не проходишь мимо. Следуешь за ним, как наркоман за дозой. Как пес за хозяином. Безвольно. Безропотно.
Паршиво.
«Серега, — в который раз просыпается внутренний голос, — и что же это за ёб твою мать?» — спрашивает он тебя. Ты бы и сам желал знать ответ на этот вопрос.
Через десять минут протягиваешь Мудиле несколько бутылок «Балтики». Твое предложение купить что-то получше категорично отметается с пафосным: «Я ж не с серебряной ложкой в жопе». Вообще-то и в своей заднице ты никаких ложек пока не находил, ни серебряных, ни деревянных, что не мешает тебе пить хорошее пиво. Но раз именинник требует…
— Точно покататься не дашь? — спрашивает Мудила во второй раз, косясь на твою машину, а затем делая большой глоток из бутылки.
— Вот теперь Точно, — вздыхаешь ты, поражаясь его беспечности. И что только у этого парня творится в голове?
Губа его действительно разбита. Теперь при свете фонаря ты можешь отчетливо разглядеть ссадину и наливающийся синяк. Еще одна ссадина обнаруживается на виске. На костяшках обозначаются свежие раны. А он пьет пиво с таким видом, будто утром его назначили президентом Вселенной, а не поколотили «друзья».
— Зануда, — морщится он.
— Но могу покатать, — добавляешь ты.
— Я тебе че тёлка, чтоб меня катали, — искренне возмущается он.
— Мне почему-то казалось, что на машине может кататься каждый и половая принадлежность здесь ни при чём, — пожимаешь ты плечами.
— Рад за тебя, — щурится он, и ты не понимаешь, насмехается он над тобой или злится. — Ладно, я домой. Не иди за мной, — бросает он и нежно обняв неоткрытую бутылку пива направляется в глубь двора.
«Кого-то сейчас поимели. Не буду показывать пальцем, но…»
Набираешь в легкие побольше холодного ноябрьского воздуха, резко выдыхаешь, выпуская клуб белого пара, а затем берешь себя в руки. Хочется психануть. Сорваться на крик. Сломать что-нибудь. Но ты молча садишься за руль, заводишь машину и ждешь, когда она прогреется. Со стороны ты выглядишь абсолютно спокойным. На самом же деле ты будто находишься в эмоциональной прострации. Чувствуешь себя выпотрошенным, хотя объяснить причины оного не можешь.
Только сейчас замечаешь, насколько замерз, пока «прогуливался» с Мудилой. Включаешь печку, и почти тут же подскакиваешь на месте, так как передняя пассажирская дверь резко распахивается, чуть не доведя тебя этим до инфаркта. Мудила плюхается на сиденье, захлопывает дверь и присасывается к бутылке.
— Чего? — вопросительно отвечает он на твой недоуменный взгляд.
— Я думал, ты ушел, — признаешься ты, разглядывая новый наряд парня. Говорящая татуировка на лбу теперь скрыта кепкой, на которой написано «Пиздец». Ты сидишь и размышляешь, можно ли это расценивать знаком свыше? То есть сперва он просто был Мудаком, а теперь станет для тебя кромешным пиздецом? Так получается?