Драные джинсы заменили черные спортивные брюки с тремя полосками по бокам. Конечно, дешёвая подделка. Но если Мудила пытается строить из себя классического гопника из анекдотов, у него хорошо получается. На фоне тебя, разодетого в строгий костюм, белоснежную рубашку и шелковый галстук, он выглядит ширпотребом. Красивым, безусловно, но ширпотребом.
— Ушел, — соглашается он. — Но я же не говорил, что не вернусь, — замечает Мудила.
— То, что вернешься, ты тоже не говорил, — парируешь ты.
— А я люблю интригу, — смеётся парень, то и дело прикладываясь к бутылке.
— Все-таки решил побыть девушкой? — решаешь ты его подколоть.
— Почему бы и нет, — он даже не думает обидеться. — Тёлкой быть круто. Мужиком не очень.
— Да, перспектив масса. Например, вокруг ходят мудаки, которые называют тебя тёлкой. Меня бы бесило. А тебя?
— А мне похуй. Хоть табуреткой, — отмахивается он, но замечая твой скептический взгляд, наигранно тяжело вздыхает. — Ебать тебя, Люся, давай без придирок к словам. Меня это бесит. Окей, признаю, я тупое быдлятское хамло. Доволен? Короче, девкам проще.
— Проще? — Ты пытаешься найти хоть одну причину, из-за которой Мудила мог прийти к таким выводам. Не выходит. — По-моему сейчас никому просто не живется.
— Ой, да ла-а-адно! Нашла себе крутого мужика и живи в своё удовольствие, — кидает он, явно не подумав. И тут тебя прорывает. Ты начинаешь смеяться, как больной. Хохочешь, пока на глазах не выступают слёзы.
— Так и ты же… — выдавливаешь ты, пытаясь справиться со смехом. — Ты же тоже нашел себе крутого мужика, — уже стонешь ты. — Только рожу воротишь.
— Ой, иди нахуй, — беззлобно бросает он. — Нехуёвое у тебя самомнение, — добавляет, привычно щурясь.
— Против фактов не попрёшь, — чувствуешь, как твое самоощущение впервые за всё то время, что ты находишься рядом с Мудилой, приходит в норму. — Куда поедем? — Ты уверен, что четкого ответа не услышишь, но всё равно спрашиваешь. Хорошо бы, если бы им оказалось: «К тебе» — но…
— Не знаю, — пожимает Мудила плечами. — Куда-нибудь. Просто так.
Киваешь, в голове выстраивая долгий маршрут через весь город с выездом на трассу, чтобы в случае чего он не ушёл от тебя раньше, чем ты в достатке насладишься его обществом. Хотя в том, сможешь ли ты ощутить этот «достаток», ты сам же и сомневаешься.
Мелкий дождь усеивает лобовое стекло тысячами блестящих в свете фонарей капель. Дворники периодически счищают их, но те мгновенно появляются вновь. Вы колесите по улицам города, который и не думает уходить на покой после захода солнца. Жизнь кипит. Рекламные ролики вспыхивают яркими пятнами с больших экранов, сливаясь в ядовитые кляксы. Магазинные вывески подсвечиваются неоном и гирляндами. Еще только ноябрь, но люди уже начинают готовиться к Новому году.
— Так у тебя действительно день рождения? Или нет? — пора узнать хотя бы его возраст. На вид лет двадцать, но подростки сейчас выглядят слишком взросло. Еще не хватало получить билет в места не столь отдаленные за попытку совратить несовершеннолетнего.
— Действительно, — выдавливает он с явной неохотой.
— Скорпион, значит?
— Ебать, умоляю, только без вот этого вот дерьма! — восклицает он, заставляя тебя улыбнуться. А потом сразу добавляет: — А ты кто?
— Овен.
— Фу.
— Фу?
— Ненавижу овнов.
— Ты же не веришь во все это дерьмо!
— Не верю, но вот именно овнов ненавижу. Упертые ублюдки.
— Не без этого, — соглашаешься ты. — И сколько тебе исполнилось, если не секрет?
— Двадцать один, — он выговаривает это с таким напряжением, будто разговоры о себе причиняют ему невыносимую боль.
— А почему не празднуешь с родными?
Чувствуешь, что лезешь, куда не просят. Но невыносимо хочешь узнать о нём больше. Узнать абсолютно всё.
Какое-то время он молчит, без интереса всматриваясь в окно и наблюдая за быстро сменяющими друг друга городскими пейзажами. Ты тоже молчишь. Нельзя давить. Захочет, расскажет. Не захочет… Что ж.
Но он всё-таки заговаривает. Глухо. Тихо. С какой-то безнадёгой, просачивающейся между слов, выговариваемых с наигранным весельем. Ты узнаешь, что родители его в разводе. Между прочим, оба далеко не бедные люди. Что у каждого по новой семье. И по ребёнку. Рассказывает, как в четырнадцать его отправили к бабушке по отцовской линии. О том, как закончил школу с отличием, а затем попал не в ту компанию. Начались проблемы. Намотал бабушке нервов на тысячу лет вперёд. Не говорит, что сожалеет. Но в тоне чувствуется еле уловимое презрение к себе самому. А затем бабушка умирает. И он остается сам по себе. Оба родителя смотрят на него, как на бракованную игрушку. Мать говорит, что слишком похож на отца. Отец уверяет, что он — копия матери. В обоих случаях это явно не комплимент. Признается, что поступил в университет на бюджет. Парень-то смекалистый. Через год вылетел за прогулы и хвосты. В то время выпивка и друзья казались ему куда важнее обучения.
— А теперь? — спрашиваешь ты тихо.
— А теперь я знаю, что друзей у меня нет, — смеется он.
— А кто же те ребята, с которыми ты был в первую нашу встречу?
— Вынужденные собутыльники.
Молчите. Вопросов тьма. Но обрушивать их все разом ты не рискуешь. Надо подождать. Дать ему передышку. А уж затем…
— Родители совсем не помогают?
— Помогают конечно. Деньжат постоянно подкидывают.
— Встречи?
— Нет.
— С днем рождения-то хоть поздравили?
Долгое молчание.
— Нет. Не сильно и хотелось, знаешь ли, — торопливо добавляет он. Говорит он всё это осторожно, с шуточками и самоиронией. Будто боится ненароком вызвать жалость. Чувствуется, что он отвык вести беседы на личные темы. В жестикуляции читается смятение. И даже кепка с надписью «пиздец» не отвлекает от того, в каком напряжении он находится.
— Но видимо денег дают не так много, как хотелось бы, раз клянчишь пиво у незнакомцев, — решаешь ты пошутить.
— Я вообще-то не на иждивении у родителей и работаю, — вот этой новостью он тебя обескураживает. Это куда ж могут взять с «Мудилой» на лбу.
— И где работаешь?
— В маке.
— О-о-о…
— Что? Что-то не устраивает? Нормальная работа, — ощетинивается он.
— Нет-нет, я и не говорю, что плохая. Работа как работа. Но с твоей татуировкой… Представляю, как маленькая девочка просит у тебя Хэппи Милл с пони, а затем бежит к маме спросить, что означает слово у того дяди на лбу, — улыбаешься ты.
— А я в кепках хожу. Ничего не видно.
— Вопрос о клянченье пива остается открытым, — напоминаешь ты.
— Я не клянчил, а ты не обеднел, — констатирует он. — Если ты такой скряга, не удивительно, что у тебя никого нет. Если нет…
Ого, прощупывает почву? Серьезно, что ли?
— Разве я таскался бы в твой район, если бы у меня кто-то был? — задаешь ты справедливый вопрос.
— Почему бы и нет. Днем ты примерный семьянин с красавицей женушкой и двумя личинками, а вечером идешь снимать мужиков. По-моему, нормальная практика.
— Говоришь так, будто уже сталкивался с этим, — хмуришься ты.
— А то, — неестественно весело подтверждает он.
— Значит, я не первый?
— Смотря в чем, — ставит он своим ответом тебя в тупик.
— В том, что интересуюсь тобой.
— Конечно, не первый. Я же красив, как Бог! — смеётся он, но тебе не смешно. Не очень приятно вставать в одну линию с людьми, которые сперва под натиском общества построили семью, изменив себе, а затем пошли потворствовать своим желаниям, изменяя семье.
— А в чем же я первый? — готовишься услышать очередную издевку, но неожиданно получаешь комплимент:
— Первый, к кому я в машину сел.