— Работать, — скомандовал человек и вышел. Сапоги только скрипнули, а потом и дверь.
Я вздохнула и ткать принялась, хоть и не собиралась. Когда поняла, что творю, отложила челнок и пот со лба утерла. Ну, Линка, опять ты влипла непонятно куда. Решила заделаться работницей Ивановской фабрики? Так, надо тикать отсюда, только выяснить бы, которая из искусница Марья, да с собой ее прихватить.
Но как узнать, если они все одинаковые и словно замороженные.
О, кстати, по заморозке у меня как раз специалист есть, может она и размораживать умеет?
— Маркиза, кис-кис, — позвала тихонько. Ну мало ли, тут мужик какой-то странный ходит рядом, совсем не стоит ему на глаза попадаться.
Кошка не откликнулась. тогда я стала под станки заглядывать, куда она спряталась, за дверь ведь не могла выскочить?
Заглянула под свой, соседние, потом разогнулась и с девицей глазами встретилась. Она без косынки стоит и на меня смотрит. Осмысленно.
— Привет, — говорю осторожно. — А ты тут кошку не видела?
Она не ответила, к станку подошла, за которым я до этого была, косынку в руки взяла, покрутила, на работу посмотрела.
— Ты, — спрашивает, — за станок мой садилась?
Киваю и на дверь кошусь. Она как — адекватная или прикидывается, а сама ждет, чтоб на меня накинутся за то, что я за нее пару рядов прошла? И волк пропал как назло, тоже мне защитник, а ведь обещался служить верой и правдой.
— Я, — призналась. — А что, нельзя было?
— Не стоило. Что ты тут делаешь?
Я растерялась. И правда, что? Пришла Марью выручать, да только тут никто спасаться не намерен, все своими делами заняты, даже эта странная мадам косыночку напялила и за станок уселась.
— Слушай, ты случайно не знаешь, кто тут Марья-искусница? Мне так-то ее спасти надо.
— Не знаю, — говорит и отвернулась от меня, за челнок взявшись.
И почему я ей не верю? Народу тут не так уж и много, явно все друг друга знают.
Ну и ладно, леший придет, пусть сам дуру эту ищет, а меня кто-то поумнее интересует. Снова под станок полезла кошку искать
— Кис-кис, — зову.
— Что ты делаешь? — На меня девица сама чуть ли не ассерженной кошкой шипит.
— Говорю же, кошку ищу. И волка ещё. И лешего.
Она сидит, на меня внимательно смотрит.
Вот что за противная девиц, явно же отличается от всех здесь, но на сотрудничество идти не хочет.
— Леший здесь? — наконец спрашивает.
— Угу, обещался быть. О, маркиза!
И тут заметила в стороне хвостик моей красавицы и туда поспешила. Сидит моя Снежность в углу, лапки вылизывает и не думает ко мне идти. Ладно, я не гордая, сама заберу. Девицу какую-то чуть подвинула и к кошке потянулась.
И тут мне под ноги змея кинулась. Небольшая, черная, у головы только желтые пятна.
— М-м-м, — замычала я. Вообще, закричать пыталась, но мне кто-то сильно дружелюбный рукой рот закрыл.
Ах вы, гады ползучие и подкрадывающиеся! Я брыкаться, но тут слышу девица шипит на меня:
— Тише ты тише, переполошишь всех.
Ага, то есть она за мной кралась? По башке, наверное, стукнуть хотела! И заставить за станок сесть и на нее работать.
Хотела укусить ее, но она меня сама отпустила, змею на руки взяла и погладила ее.
Фу, змея же, хоть и маленькая. Она ее руками трогает теми же, что и меня, а если та ядовитая?
А эта состоит и чуть не рыдает от умиления. Говорю же, дура. Пока она на змею любуется, я Маркизу сцапала.
— Пойдем, — говорю, — отсюда, тут одни психи. Нам ещё волка искать и через стену прыгать. А Марьи тут нет, говорят.
— Я Марья, — внезапно девица заговорила. — Только тебе не поверила, что ты за мной пришла. Думала тебя Змей подослал.
Точно, странная. Если думала, что меня змея какая-то прислала, то чего сама с ней и обнимается?
— Там тебя в деревне потеряли, леший забеспокоился, заставил меня на волке через стену прыгать, тут же ни ворот, ни дверей нет. Могла бы и поласковее быть, — буркнула я. — Ну раз так, то пошли на выход. Только надо ещё серого найти, а то как обратно через стену, я не знаю. И леший, зараза, обещал же прийти, но бросил меня тут.
— Так вот же он, — Марья мне змеюку чуть не под нос сует. — Ужом обернулся.
Шарахнулась в сторону. Ну не люблю я змей. И откуда я знаю, как уж выглядит? Кобра понятно, у нее капюшон. А остальных ни в жизнь не отличу, не змеелов я и не герпетолог.
— Ну и отлично, — постаралась радостно сказать. — Леший тут. Тем более пошли тогда отсюда.
А дура эта ужа к груди прижимает и башкой мотает.
— Нет, — говорит, — не могу.
— В смысле “не могу”? Почему? — сказать, что я была возмущена, это промолчать. Мы за этой мадамой через стену скакали, я, понимаешь, чуть сердечный приступ не перенесла, оттого, что чужого мужика лапать пришлось, а она тут “не могу”.