- Лейтенант Скалли, пожалуйста, лежите как можно спокойнее, - говорит ей капрал Цукерман. – Мне нужно определить серьезность вашего ранения.
Скалли затихает, тяжело дыша.
- Малдер? – слабым голосом зовет она.
- Я здесь, Скалли, - отзывается он, наклоняясь ближе, чтобы она могла видеть его лицо. – Хирург тебя подлатает, хорошо? Просто держись. – Скалли закрывает глаза от боли, когда Цукерман ощупывает входное отверстие от пули. Через секунду он выпрямляется.
- Вам чрезвычайно повезло, - сообщает он Скалли.
- Сейчас мне так не кажется, - ворчит она, и, несмотря на всю серьезность ситуации, Малдер не может сдержать улыбку. Боже, как же он любит эту женщину.
- Всего пару сантиметров в сторону, и пуля попала бы в желудок, - продолжает Цукерман. – Немного вглубь, и задела бы внутренности. В данном же положении похоже на то, что пуля срикошетила от пуговицы вашего мундира и замедлилась достаточно для того, чтобы застрять в теле. Нам просто нужно вынуть ее и зашить рану. – Он поднимает глаза на Малдера и Скиннера. – Приятного в этом будет мало, - предупреждает он их. – Вы оба будете ее держать. Это тонкая работа, и нельзя позволять ей метаться.
Скиннер занимает место в ногах Скалли, налегая на них всем телом. Малдер переводит на нее взгляд, и она кивает.
- Все нормально, - говорит ему Скалли, после чего поднимает руки, хватает его за предплечья и тянет на себя, так что он почти что ложится поперек ее туловища; их лица оказываются практически на одном уровне.
- Вы держите? – спрашивает Цукерман.
- Я готов, - отзывается Скиннер, и Малдер смотрит на Скалли, которая закрывает глаза в ожидании неизбежного. Малдер делает глубокий вдох и всем своим весом налегает на Скалли.
- Давайте, - говорит он и хотя не следит за действиями врача, но мгновенно ощущает тот момент, когда его щипцы начинают нащупывать пулю, по реакции Скалли. Она так сильно вонзает ногти ему в руки, что наверняка расцарапала бы его до крови, не разделяй их два слоя одежды, и пытается дышать сквозь плотно стиснутые от боли зубы.
Кажется, это продолжается целую вечность… но на самом деле проходит всего около тридцати секунд, прежде чем Цукерман выпрямляется с триумфальным «АГА!» Он держит окровавленные щипцы так, чтобы Скалли могла видеть зажатый в них блестящий металлический шарик.
- Хотите сохранить ее? – спрашивает он Скалли. – Некоторые солдаты сохраняют.
Скалли криво усмехается, превозмогая боль.
- Конечно, почему нет? – Она кивает Малдеру, который берет мушкетную пулю и убирает ее в карман.
- Подержите ее, пока я буду зашивать рану, - говорит капрал Цукерман. – Я постараюсь побыстрее, но хочу убедиться, что она будет заживать правильно. Ей пока что очень везло, и я бы предпочел, чтобы так оно и оставалось впредь.
- Вынужден с вами согласиться, - бормочет Малдер, наклоняясь над Скалли и смотря на нее с сожалением, после чего снова налегает на нее всем своим весом.
- Не так я себе это представляла, Малдер, - шепчет она ему на ухо, и он усмехается.
Должно быть, накладывание швов причиняет далеко не такую сильную боль, как извлечение пули, потому что Скалли почти не приходится держать, пока Цукерман ее зашивает. Он выпрямляется, с одобрительным кивком самому себе обозревая проделанную работу, и Малдер со Скиннером следуют его примеру. Скалли, изнуренная до такой степени, что едва способна говорить, смотрит на Цукермана с некоторой опаской.
- Вы выдадите меня? – спрашивает она. Он переводит взгляд на Малдера и Скиннера, который выглядит так, словно может выдернуть хирургу одна за другой все конечности, если понадобится, и вздыхает.
- Нет, не выдам, - отвечает он. – Я обещал этим джентльменам, что не сделаю этого, а я человек слова. Но это не значит, что мне это нравится.
Скалли кивает и закрывает глаза, с облегчением откидывая голову назад.
- Спасибо, - благодарит она.
- И хочу, чтобы вы тоже дали слово, - продолжает Цукерман, - что будете отдыхать и позволите себе полностью выздороветь, прежде чем вновь вернетесь в строй. Слишком раннее возвращение приведет к риску открытия раны и возможной инфекции.
Скалли, очевидно напрочь лишенная сил, едва кивает в ответ, а потом теряет сознание. Все трое мужчин одновременно вздыхают с облегчением.
- Куда нам ее определить? – вслух размышляет Скиннер. – Не в армейский госпиталь в Вашингтоне, конечно?
- Определенно нет, - соглашается Цукерман. – Даже если не считать большой вероятности того, что медсестры выяснят правду о ней на следующий же день после ее поступления, армейские госпитали – это рассадники болезней. У нее будет больше шансов выздороветь, если мы просто оставим ее лежать в поле.
- Можно ли убедить ее отправиться домой? По крайней мере, до ее полного выздоровления? – спрашивает Скиннер, но Малдер качает головой.
- Нам ни за что не удастся уговорить ее, - отвечает он. – Если она отправится домой, то никогда не сможет вернуться, а это для нее неприемлемо.
- У нее есть еще кто-нибудь из родственников, с кем она могла бы остаться? – спрашивает Скиннер.
- Сестра, - говорит Малдер, - но она живет в Нью-Йорке. – Внезапно на него нисходит озарение. – Хотя мы могли бы послать за ней, - продолжает он. – Если бы ее сестра могла приехать сюда и позаботиться о Скалли, пока она поправляется, то думаю, что знаю место, где им остановиться. Это близко отсюда.
- Где? – спрашивает Скиннер.
- На плантации моей семьи, в Калпепере, - сообщает Малдер. – Моих родителей и сестры там сейчас нет – они отправились погостить у друзей в Фредериксберге, когда поблизости расположилась наша армия. Там сейчас только слуги, которые приглядывают за домом в их отсутствие.
Скиннер кивком одобряет его план.
- Тогда мы немедленно пошлем письмо сестре Скалли, - объявляет он свое решение и поворачивается к капралу Цукерману. – Можно перевозить ее на лошади?
- Лучше этого по возможности избегать, - отзывается хирург, и Скиннер кивает.
- В таком случае, Малдер, мы организуем повозку для транспортировки Скалли. Я могу дать вам несколько дней увольнительной, чтобы доставить ее туда, устроить и дождаться ее сестру, но после этого вам нужно будет вернуться в полк.
- Спасибо, сэр, - отзывается Малдер. Наконец осознание того, что Скалли выжила, начинает медленно доходить до него, и испытываемое им облегчение настолько сильно, что у него кружится голова.
- Если все решено, сэр, то мне нужно очистить палатку для следующего пациента, - встревает капрал Цукерман. – Не хочу показаться бесцеремонным, но у нас много раненых, а вот места для их оперирования ограничены.
- Разумеется, - отзывается Скиннер. – Спасибо, капрал Цукерман, за вашу помощь. И за ваше понимание ситуации.
Пока они находились в полевом госпитале, наступила ночь, и заметно похолодало. Скиннер несет Скалли обратно в их полк, предпочитая не рисковать перевозкой ее на лошади. Малдер через какое-то время предлагает разделить с ним эту ношу, но Скиннер отказывается.
- Я крупнее вас, - отвечает он. – И, кроме того, она не так уж много весит.
Так что Малдер едет верхом, держа поводья коня Скиннера, и вскоре они достигают бивачных костров 83-го Пенсильванского полка. Учитывая, что враг до сих пор где-то поблизости, они не стали устанавливать палатки, так что Скиннер осторожно опускает Скалли (предварительно аккуратно застегнув ее рубашку и китель) на траву под деревьями и уходит, чтобы организовать повозку для Малдера.
Малдер, со своей стороны, поспешно пишет письмо сестре Скалли Мелиссе, пытаясь донести до нее срочность ситуации, но при этом не вызвать чрезмерного беспокойства. Он не хочет, чтобы Мелисса подумала, будто ее младшая сестра при смерти, и вызвала их мать для прощания со Скалли, но при этом старается объяснить, что ей надо не медля отправиться в Вирджинию.
Он выискивает рядового Йоргенсена, который приступил к сбору вещей Скалли, когда Скиннер принял решение о том, куда ее перевезти для извлечения пули. Йоргенсен беспокоится (к немалому удивлению Малдера, у которого никогда не возникало ощущения, что тот хоть немного привязан к Скалли – или вообще к кому-либо), и, забрав у него ранец и пожитки Скалли, Малдер указывает ему, куда Скиннер положил ее отдыхать. Из письма в ее ранце Малдер узнает адрес Мелиссы Скалли в Нью-Йорке и вскоре уже отправляет свое собственное послание с указанием доставить его как можно скорее.