- Ты уделяешь им слишком много времени, - запыхавшись, замечает она, улыбаясь ему, когда он втягивает сначала один, а потом второй сосок в рот.
- Я просто отдаю им должное – нечто столь изысканное вполне этого заслуживает, - отвечает он, вызывая у нее смех. Она тянет его на себя, пока они не оказываются лицом к лицу, и целует, закидывая ногу ему на бедро.
Как и в первый раз, все происходит довольно быстро, и, закончив, он прекрасно осознает, что оставил ее в подвешенном состоянии. Он пытается решить, осторожно вытирая ее живот платком, как довести ее до оргазма ртом, как раньше, но это довольно сложно осуществить на узкой койке, и он уж точно не собирается предлагать ей лечь на холодную влажную землю. Скалли, слава богу, кажется, отлично понимает его дилемму.
- Вот так, - говорит она, беря его за руку и перемещая ее себе между ног. Она направляет его ладонь к клитору и показывает, как прикасаться к ней, водя по нему двумя пальцами в деликатном круговом поглаживании. Когда он понимает, что от него требуется, когда прилагает нужное давление и работает пальцами с той скоростью, которую она от него ждет, она позволяет ему продолжать самостоятельно и, взяв его лицо в ладони, крепко целует.
Он внимательно следит за всем, от чего ее дыхание ускоряется, за всем, что заставляет ее судорожно вздыхать или выгибаться ему навстречу, и повторяет это раз за разом, держа глаза открытыми во время поцелуя и наблюдая за тем, как она стремительно приближается к развязке.
- Сильнее, - шепчет она ему на ухо минуту спустя, и он подчиняется. Вскоре она уже извивается всем телом, цепляясь за его плечи и плотно прижимаясь ртом к его рту, чтобы он поглотил ее восторженные крики.
Они лежат в объятиях друг друга достаточно долго, чтобы их тела успели остыть и холодный февральский воздух снова дал о себе знать. Вздохнув с сожалением, они снова натягивают на себя шерстяное нижнее белье, содрогаясь от того, каким холодным оно стало после пребывания на земле.
Полностью одевшись, они снова устраиваются в обнимку на койке и укрываются одеялами, защищающими их от холода окружающего мира. Скалли перекатывается на бок, спиной к Малдеру, который обвивает ее руками, идеально повторяя изгибы ее миниатюрного тела своим куда более крупным.
- Пообещай, - бормочет он ей на ухо, когда его начинает одолевать сонливость, - что даже когда мы поженимся и нам больше не придется спать в подобной тесноте, даже если наша супружеская постель будет размером со штат Мэриленд, мы с тобой все равно будем спать вот так.
В ответ она прижимается еще ближе к нему.
- Пожалуй, я ничего против этого не имею.
========== Глава 2 ==========
Март 1864 года
В окрестностях Вашингтона
Ежедневная рутина зимнего лагеря Потомакской армии поразительно однообразна. Каждое утро солдаты начинают с одного и того же завтрака, потом занимаются строевой подготовкой, едят ланч, состоящий из кофе и галет, и во второй половине дня им уже совершенно нечего делать. Ужин имеет место вскоре после захода солнца… и остается еще несколько бесцельных часов, которые нужно как-то убить до отхода ко сну. В отсутствие запланированных мероприятий мужчинам приходится самим придумывать, чем себя занять.
Те, кто принес с собой из дома музыкальные инструменты, образуют доморощенные ансамбли и дают концерты, а также устраивают хоровые пения, которыми Малдер от души наслаждается. Сам он не играет ни на каком музыкальном инструменте и не поет, но ему нравится сидеть у костра и слушать исполнение других, мечтая о послевоенных днях, когда им со Скалли больше не придется скрываться. Они будут танцевать на балах, уверен он, кружась в танце в объятиях друг друга, одетые в самые лучшие свои одежды. Эти манящие грезы наяву помогают ему коротать холодные и скучные зимние вечера, когда Скалли нет рядом.
По ее настоянию, они не проводят все время вместе. Скалли полагает, что если она будет буквально не отходить от него, это может привлечь к ним внимание. На поле боя совсем другое дело - это даже ожидаемо, что она тенью последует за ним. Но здесь, где ему редко требуются ее услуги, покажется странным, что они постоянно вместе. Скалли почти каждый день проводит с другими солдатами их полка, хотя по вечерам всегда возвращается в их совместную палатку.
Порой они составляют компанию полковнику Скиннеру – либо у костра, либо в относительной приватности его хижины, нахождение за хлипкими стенами которой приносит им некоторое облегчение, позволяя побыть в уединении, подальше ото всех остальных, без опасения, что какое-то неосторожное слово может нанести непоправимый вред Скалли. Они все еще чрезвычайно сдержанны в присутствии Скиннера – и, разумеется, не открыли ему истинную природу своих отношений – но само нахождение рядом с тем, кто знает правду, действует удивительно расслабляюще.
Помимо совместного времени со Скалли, больше всего Малдер ожидает регулярных писем Саманты. Она пишет ему по крайней мере раз в неделю и, как и обещала, наполняет свои письма странными, сбивающими с толку комментариями. Некоторые Малдер способен расшифровать, другие остаются для него полнейшей загадкой.
- Вокруг вьется слишком много старых ворчливых ворон, так что у меня нет ни минуты покоя, - пишет она в одном письме, что, по мнению Малдера, означает множественные собрания в доме. Но когда она сообщает ему, что снаружи слишком холодно, чтобы проветривать простыни, он и понятия не имеет, что она под этим подразумевает.
- А есть вероятность, что она и вправду говорит о простынях? – спрашивает Скалли, ломая голову над этим письмом в уединении их палатки. Они лежат под одеялами бок о бок, сохраняя тепло, но еще не будучи готовыми отойти ко сну.
- Сомневаюсь, - отвечает Малдер. – Не похоже, чтобы Сэм стала сама проветривать свои постельные принадлежности вне зависимости от погоды. – Он вздыхает и теснее прижимается к Скалли, уткнувшись носом ей в шею. – Уверен, что это послание, просто я даже не представляю, что она пытается до меня донести, и не могу попросить ее пояснить.
Время от времени Саманта пишет о том, что Малдер находит по-настоящему тревожным. Ее первое письмо в марте до такой степени переполнено странными фразами, что Малдер с трудом понимает его содержание.
- Я почти готов отправиться в Калпепер, чтобы убедиться, что она в порядке, - шепотом сообщает он Скалли и Скиннеру, когда они пьют кофе в хижине последнего.
- Я предоставлю вам отпуск на несколько дней, если вы и вправду беспокоитесь о ней, - предлагает Скиннер, и Малдер ощущает прилив признательности к своему командиру.
- Я это ценю, - отвечает он. – Единственное, что меня останавливает, это трудности с придумыванием причин моего визита, когда родители спросят, зачем я приехал.
- Ваши родители действительно станут спрашивать вас о причине вашего визита? – уточняет Скиннер. – Они что, совсем не будут рады вас видеть?
- Отец не вышвырнул нас со Скалли в декабре только потому, что она еще не полностью поправилась, и ему казалось, что, позволив ей остаться до полного выздоровления, он отплатит ей долг за спасение моей жизни в Геттисберге.
Скиннер выглядит еще более удивленным.
- Он благодарен Скалли за ваше спасение, но не хочет, чтобы вы приезжали домой. – Он качает головой. – В этом нет смысла, Малдер.
- О, поверьте мне, я знаю, - мрачно улыбаясь, отвечает тот.
- Думаю, вполне логично, что он не захочет, чтобы его единственный сын погиб, - резонно замечает Скалли. – Он зол, так как ему кажется, что ты отвернулся от семьи, но это вовсе не означает, что он желает тебе смерти.