Я прислонился к стене, сложив руки на груди.
— Ты составила список вопросов, не так ли?
Она прикусывает нижнюю губу.
— Конечно, составила.
Это не похоже на всю правду, но я не допытываюсь.
Я закатываю глаза, но, полагаю, у нее действительно есть причины для беспокойства.
— Нет, ты не обратишься от укуса вампира, и все укусы вампиров быстро заживают. Разница в том, что в моем возрасте я больше контролирую себя.
Все гораздо сложнее, но об этом мы поговорим в другой раз, когда она привыкнет ко всему.
Странное выражение появляется на ее лице.
— Ты можешь есть чеснок?
Я морщусь.
— Вообще-то, нет. Той ночью Дойл вколол мне эпинефрин, чтобы остановить аллергическую реакцию.
Ее рука взлетает, чтобы прикрыть рот.
— Так вот почему ты исчез! Боже мой, фундамент, — ее губы опускаются в недовольстве нашей ложью.
Я протягиваю руки, чтобы успокоить ее, но она вскидывает свои к груди в явном раздражении.
— С фундаментом все в порядке. Это просто придумал Дойл, чтобы отвести подозрения. Я провел большую часть ночи, бродя по холмам и заглядывая в твое окно, потому что клыки и когти не втягивались, — я протягиваю руку, чтобы она видела, и выпускаю когти, разрывая плоть на кончиках пальцев и показывая острые как бритва края.
— Вау, — говорит она, прежде чем смело прикоснуться к одному кончику, заставляя мое сердце учащенно биться в груди. — И откуда мне знать, что ты не станешь кровожадным и не съешь меня?
Мое сердце сжимается от того, что она вообще сомневается в этом, но, предполагаю, она права, задавая этот вопрос. Она здесь совсем недолго.
— Я не терял контроль над собой дольше, чем ты можешь себе представить, и я никогда не причиню тебе вреда.
Ее глаза закатываются к потолку, и я практически вижу, как множатся вопросы.
— Солнце? — наконец спрашивает она.
— Солнцезащитный крем, — я ухмыляюсь.
Я жду, когда она попытается позвать священника или какой-нибудь явный признак того, что она вот-вот рухнет в обморок, как женщины прошлого, столкнувшись с тем, кто я есть.
— О боже мой.
— Я ем всего несколько дней. Почти столетие я провел в заточении и не понимал, насколько слабым стал, пока…
— Пока ты меня не укусил, — бормочет она со странным выражением на лице. Она слегка отворачивает голову, скользя взглядом по многочисленным безделушкам и антиквариату, что я собирал годами. — Вся эта история с проникновением в дом, тебе действительно нужно разрешение73?
— С момента создания приветственного коврика, на самом деле, не так уж и нужно.
Алебастровый74 плащ на ней шуршит во время кивка.
— Думаю, в этом есть смысл. Ты вообще любишь поесть?
— Иногда я люблю бренди, — я ел человеческую пищу только ради нее.
— Действует ли святая вода против таких, как ты?
Я сжимаю зубы и почти останавливаю себя, чтобы не сказать грубо, но это Обри.
— Я испытываю не самые лучшие чувства, когда слышу, как ты сразу спрашиваешь о том, как меня убить, но, боюсь, святая вода не поможет, — мой живот внезапно наливается свинцом, и у меня возникает ужасное подозрение, что если она отвергнет меня, это будет моей погибелью.
— Значит, ты вампир, который не ест людей?
Я отталкиваюсь от стены, к которой прислонился, и притягиваю ее в свои объятия.
— Единственное, что я хочу съесть, женщина, это киску между твоих сочных бедер.
Удивление окрашивает выражение ее лица, прежде чем тихий смех эхом разносится по залу, она запрокидывает голову с милыми морщинками, покрывающими ее лицо от веселья.
— Но есть кое-что, что я должен добавить. И это может быть, ну… сказать, что еще слишком рано, было бы преуменьшением, но, надеюсь, что ты, по крайней мере, выслушаешь меня, — я делаю шаг назад, пытаясь удержаться от нежелательной реакции. — Это, конечно, твой выбор.
— Ч-что это? — спрашивает она, покусывая губу.
Я перевожу дыхание, готовясь.
— Ты моя пара, Обри. Теперь, когда я укусил тебя, между нами возникнет супружеская связь. Но могут потребоваться десятилетия, чтобы она полностью укрепилась.
Она моргает, как будто пытается понять, что я имею в виду, и во мне зарождается надежда.
— Срань господня! Я твоя пара? Что это вообще значит?
Я коротко киваю.
— Это значит, что я ждал тебя очень долго. Редко кому-то из нас удается найти женщину, с которой мы должны быть, и еще реже ею оказывается человек.
— Подожди… это значит, что я вроде как твоя родственная душа или что-то такое?
— Все это — исключительно твой выбор, поскольку у нашего вида есть защита от принудительных браков. Ты не обязана быть моей второй половинкой, но я бы очень хотел, чтобы ты ею стала. Я сказал правду: я действительно хочу встречаться с тобой. Я хочу быть с тобой любым доступным мне способом.