Она сосредоточенно хмурит брови.
— Страх? Они боятся неизвестности?
— Это то, что ты чувствуешь? — я провожу медленными круговыми движениями по ее бокам, наслаждаясь мурашками сопровождающими дрожь, которую она не может скрыть от меня. — Является ли страх причиной того, что твое сердце бешено колотится в груди?
— Нет.
Нарастающее ощущение заполняет все мое существо, и я не могу удержаться от того, чтобы не сжать ее немного крепче.
— Я не хочу твоего страха, я никогда не хочу, чтобы ты боялась меня. То, чего я хочу от тебя, нельзя получить силой или отнять. То, чего я хочу, ты можешь дать только добровольно.
— Чего ты хочешь? — она ахает, когда я слегка покусываю ее шею, наблюдая, как ее кожа вздрагивает в ответ.
— Я хочу, чтобы ты хотела меня так же сильно, как я хочу тебя, желала меня так, как я жажду тебя. Я хочу твое сердце, твои прикосновения, до тех пор, пока я твой.
Дыхание Обри становится прерывистым, и она поворачивается, оглядывая стены коридора. Она моргает и пытается отстраниться, чтобы заглянуть мне через плечо.
— Что ты делаешь? — спрашиваю я, совершенно сбитый с толку ее действиями.
— Ищу камеры.
Я хмурюсь и останавливаю ее движения, беря ее руки в свои.
— Здесь нет камер.
Ее глаза расширяются и наполняются слезами.
— Ты действительно имел в виду все это? — Обри быстро моргает, ее поза резко меняется, она явно не верит.
Я делаю серьезное выражение лица.
— Конечно, я имею это в виду. Зачем бы еще я стал это говорить? Я хочу каждую частичку тебя, которую ты мне позволишь.
Я скорее чувствую, чем вижу, как закрываются ее глаза, когда мои губы прижимаются к мягкой, пахнущей цветами коже ее шеи. Я не могу устоять перед желанием прикоснуться к ней. Я провожу пальцами по бокам ее откровенного платья, проходя мимо разреза, который поднимается вверх по ее бедру, опускаясь внутрь, к центру.
— Я хочу, чтобы каждая дрожь, каждое хныканье, каждый крик, каждый приглушенный стон, издаваемый твоим совершенным маленьким телом, были моими, — я осторожно разрезаю кружево ее трусиков вытянутым когтем и мягко касаюсь ее холмика.
— О боже мой, — взвизгивает она, когда ее тело приходит в движение, и влага заливает эту маленькую, жаждущую и нуждающуюся пизду.
Она оглядывается по сторонам, словно опасаясь, что кто-нибудь может пройти мимо и увидеть.
Конечно, у меня бы возникло искушение убить того, кто посмел подсмотреть за тем, что принадлежит мне, не говоря уже о том, что Дойл должен держать все в своих руках еще как минимум час. Я смотрю на нее сверху вниз, ожидая увидеть, как она вздрогнет от красного цвета моих глаз, готовясь к тому, что она отшатнется в страхе, закричит «помогите», скажет, что не хочет иметь со мной ничего общего, отречется от меня.
Но она не делает ничего из этого, она просто наблюдает за мной, словно ожидая, что я сделаю дальше.
— Как думаешь, со временем ты смогла бы найти в себе силы попытаться полюбить такую старую летучую мышь, как я?
Она улыбается и кивает, и я вздыхаю с облегчением. Крепче прижимая ее к себе и к своему напряженному члену, я обожаю сладкое тепло, исходящее от ее тела. Ее губы в полуулыбке встречаются с моими, когда она притягивает меня руками за шею.
Я тяжело вздыхаю, и мои глаза закатываются к затылку. Ее запах слишком сильный, и такое чувство, что прошла целая жизнь с тех пор, как я был внутри этой женщины.
Полностью околдован.
Я провожу руками по ее спине и хватаюсь за выпуклости задницы, готовый поднять ее и трахнуть у стены.
Она молчит, но ее тело говорит мне все, что нужно знать. К несчастью для нее, ее молчания на сегодня недостаточно.
— На этот раз тебе придется использовать свои слова, любимая. Я собственник, но еще не слышал слова «да».
— Да, Влад, мы можем посмотреть, к чему это приведет.
Я целую ее и обхватываю ладонью ее щеку.
На лестнице раздается медленный хлопок, и я выглядываю из-за парадной лестницы.
— Что, черт возьми, ты делаешь?
— В основном слушаю, — говорит Дойл, пожимая плечами, его темные волосы зачесаны назад, а борода аккуратно подстрижена. — Какой приятный вечер, не так ли, Обри?
Я провожаю ее взглядом, когда она спотыкается, пытаясь схватить свой плащ, лежащий на полу.
— Привет, Дойл, — выдыхает она, прикрываясь.