Я снова скривилась при этой мысли.
— Нет. Я пойду, — говорю я со вздохом. — Эрика на самом деле никогда бы меня не простила.
— Хорошо. Думаю, тогда я тоже пойду, — Берни стонет, как будто свадьба — настоящая пытка.
Я ухмыляюсь, радуясь, что, по крайней мере, она будет моим плюс один. Кроме того, больше нет смысла переживать из-за Влада, так что я, пожалуй, пойду.
Прошла неделя, а он так и не позвонил. Я ненавижу себя за то, что хочу, чтобы он связался со мной, ведь боюсь, что Фрэнк Штейн каким-то образом узнает. Влад сказал: «Куда ты, туда и я». Так и что? Почему он хотя бы не написал?
Я опускаюсь на стул, чувствуя, как Бернадетт подходит ко мне сзади, чтобы обнять через спинку, крепко прижимая к себе. Я не могу продолжать так издеваться над собой.
Я делаю пару глубоких вдохов и сжимаю ее руки в ответ.
— Почему мужчины такие засранцы?
Она печально смотрит на меня, затем гремит ключами от машины и указывает большим пальцем на дверь.
— Готова пойти ко мне на вечеринку с ночевкой?
Кивнув, я отталкиваю ее и вытираю слезы рукавом пижамы.
Ворча, я опускаю взгляд на себя. Я не наряжалась все то время, пока была здесь, и ради чего? Это должно прекратиться.
Я по глупости влюбилась так сильно, так быстро, глубже, чем когда-либо чувствовала к Чеду. И все же, я снова в пролете. Жду мужчину, который даст мне стимул жить дальше. Не человека, а определенного вампира. Не важно.
Глава 38
ВЛАД
— Ты серьезно самая несуразная летучая мышь на свете, — говорит Дойл с дразнящей усмешкой.
Клетка, в которой я сижу, раскачивается, когда меня наконец-то вызволяют из заточения в неизвестной ветеринарной клиники в США. Та самая клетка, что была почти невыносимой в последние несколько дней. Пока Дойл идет, я смотрю за крошечные решетки своей «камеры», не видя ничего, кроме каменных стен. Это место вряд ли можно порекомендовать, учитывая постоянный животный визг и такую вонь, что потребуется несколько ванн, чтобы избавиться от запаха.
Есть целый список причин, по которым я сейчас так слаб. Подготовка к мероприятию один из пунктов, Обри, что была моей последней едой — еще один, все эти превращения и принуждения, что нужно было выполнить, чтобы попасть в Америку… Кроме того, я был ужасно ранен, и на самоисцеление ушло то немногое, что у меня осталось. Прошла неделя, а эти жалкие людишки все пытались насильно скормить мне отвратительных жуков, как обычной летучей мыши, в то время как им следовало бы давать мне кровь. Я совершенно истощен в своей маленькой и пушистой форме.
И из-за этого Дойл веселится на всю катушку.
— Как, черт возьми, тебя угораздило попасть под грузовик? — спрашивает он, продолжая ржать. — Забыл включить гидролокатор84? — Дойл смеется над собственной шуткой, а меня швыряет вниз головой, когда металлический корпус врезается в неподвижный предмет. — Упс. Эта дверь выскочила из ниоткуда.
Он сделал это специально.
Внутри здания лают собаки и хлопают крыльями птицы.
— Бедняжки. Если я и так уже вытаскиваю тебя из этого печального места, может я могу заодно выпустить остальных паразитов на свободу, а?
Паразитов? Гребаный ублюдок. Мои ноздри неконтролируемо раздуваются. Я кричу, мой голос — писк и едва слышен. Мгновение спустя меня снова толкает в прутья, когда этот ублюдок расшатывает клетку, и скрипучая дверь в общий коридор со скрипом открывается.
Я убью его. Это просто унизительно.
Я сижу в той же адской клетке, в которой проснулся несколько дней назад, когда Дойл весело насвистывает. Насколько я помню, никогда еще мне так сильно не хотелось кое-кого ударить.
— Я знал, что маячок, который я повесил на тебя, пригодится. После того как Анжелика замуровала тебя в тот раз, тебе очень повезло, что я до этого додумался, — продолжает он, говоря так, словно я не сижу в долбаной клетке и не жду, когда он меня выпустит. — Если бы ты просто подождал, ничего бы этого не случилось.
Дверь клиники открывается, и я наконец-то вижу свободу за стенами ветеринарного ада, который был моей тюрьмой. Я уже начал бояться, что никогда не смогу выветрить из носа резкие запахи дезинфицирующего средства, отбеливателя и перхоти животных.
Когда, черт возьми, он собирается открыть эту штуку? Я знаю, что даже ослабев могу в последний раз сменить форму, но эта «тюрьма» кажется милями сплошного камня.
Я борюсь с тошнотой, когда столько отвратительных запахов одновременно поражают мои чувства, и проклинаю этот город к ебаной матери. Мне потребовался час, чтобы долететь до ближайшего румынского аэропорта в форме летучей мыши, где пришлось принудить не менее десяти человек, чтобы сесть в самолет, и с тех пор унижения только продолжались.