Я рычу от раздражения. Прямо сейчас она должна пялиться на мой член, пока он входит в ее сладкую щелку.
— Я убью его, черт возьми.
— Убьешь кого? — спрашивает Обри, глядя на меня снизу вверх с выражением замешательства на лице.
— Что? — как, черт возьми, она услышала мои мысли? Или я сказал это вслух?
Ее брови хмурятся, как будто я потерял рассудок, но я потерял его столетия назад.
— Ты сказал: «Я убью его, черт возьми».
— Дойла. Я убью его за то, что он нам помешал, — отвечаю я и поднимаюсь на ноги. — Иди в мою комнату, прими душ и устраивайся поудобнее. Я вернусь.
— Но я…
Я прерываю ее протесты поцелуем.
— Я пойду разберусь с ними. Ты расслабься. Я принесу вина, хорошо?
— Да, хорошо, — говорит она, улыбаясь.
Я бросаюсь к выходу, притворяясь, что не слышал, как она только что спросила, есть ли в замке весы. Я убью его.
С другой стороны, возможно, это было вовремя. Одна простая мысль о том, чтобы снять с нее одежду, и пуговица отлетает? С этим нужно будет разобраться в ближайшее время.
Я открываю дверь, и до ушей доносится пронзительный визг.
— Это Уитли? — Обри вопросительно кричит.
— Нет. Я думаю, это был Дойл, — я бы узнал этот девчачий визг где угодно.
Она смеется, звук мерцающий и легкий, прежде чем он затихает вдали.
Мое тело для нетренированного глаза кажется размытым пятном, когда я бегу через замок на нижний этаж, где, кажется, творится вся эта суматоха. Я вхожу в большой зал.
— В последний раз говорю, никаких кексов из единорогов не будет, — говорит Дойл.
— Кексы-единороги, идиот! — отвечает шеф-повар, и без того красное лицо Дойла вспыхивает еще ярче.
— Ладно, но единороги-кексы необходимы, — невозмутимо заявляет Джордж, уперев руки в бока. — Не то чтобы кого-то волновало мое мнение.
Джордж стоит на большом лежащем саркофаге. Я не видел его десятилетиями, но почти уверен, что Дойл в свое время припрятал его здесь на хранение.
— Как ты туда забрался? — спрашиваю я его, замечая разбросанное стекло по мраморному полу.
Дойл и шеф-повар все еще спорят, похоже, не обращая внимания ни на что другое.
Он пожимает плечами и указывает на двух идиотов.
— Они занимаются этим уже почти час.
— Что?
— Извини за стакан. Я думал, может быть, немного водки успокоит всех, но они ведут себя «ответственно», — говорит он, показав руками кавычки в воздухе. — Не то чтобы это сработало.
Он пьяно покачивается и икает. Я замечаю рядом с ним пустую бутылку из-под водки, подаренную моему отцу султаном Османской империи еще в 1300-х годах. От гнева, которого я не испытывал целую вечность, хочется выпустить когти, но я стону, когда вспоминаю, что нахожусь в присутствии людей. На удивление, мне нравится именно этот.
Я машу пьяному дураку.
— Джордж, почему бы тебе немного не отдохнуть, а дальше я сам разберусь?
— О, ни за что в жизни. Я жду грузчиков, — он икает, качаясь на месте.
— Что?
— Дойл упомянул бригаду грузчиков, я бы сказал, больших парней, судя по виду этого дивана. Не могу дождаться, когда они его перенесут. Я просто хотел спуститься и встретиться с одним… или с тремя… за ужином, — он печально вздыхает. — Конечно, они еще не приехали. Ты что-нибудь слышал?
— Грузчики? — весь этот фарс рушится, как карточный домик.
— Ну, да, большой красный грузовик. Дорогой, как еще, по-твоему, все это можно организовать за день? Это займет всю, — он замолкает, зевая, — ночь, — заканчивает, и я улыбаюсь.
— Пойдем, давай спустим тебя оттуда и уложим в постель.
Я протягиваю ему руку, и он берет ее легко, как перышко, и прижимает ладонь к груди, как покрасневшая матрона в былые времена. Джордж прочищает горло.
— Рыцарство не умерло, успокойся, мое сердце.
Как только я помогаю ему встать двумя ногами на землю, он радостно плывет к двери, время от времени кружась, как балерина. Мне действительно нравится Джордж.
— Тебе помочь добраться до твоей комнаты?
— Нет. Разберусь, — он машет рукой над головой.
Я поворачиваюсь к паре, спорящей возле задней балконной двери, которая закрыта жуткими черно-белыми занавесками. Дойл выглядит так, словно готов совершить убийство, и если бы обстоятельства сложились иначе, я, возможно, действительно наслаждался бы этим. Но нет, вместо того, чтобы раздевать Обри зубами, я разбираюсь с тем, что, черт возьми, вытворяет Дойл.