Дойл хихикает, как будто знает что-то, чего не знаю я.
— Что?
— О, ничего. Просто Уитли сказала кое-что о рассадке и столовой.
— Уитли, да? Вы уже помирились или она все еще хочет содрать с тебя кожу заживо и превратить твой член в подушку-пердушку?
Он морщится, и я не могу сдержать довольной ухмылки. Сколько себя помню, Дойл был занозой в заднице. Никому за все это время не удавалось проникнуть под кожу моего непоколебимого охранника — должность, которую он сам себе придумал. Я отказываюсь испытывать хоть каплю сочувствия к этому человеку, когда целью его жизни более века было раздражать меня.
— Я бы предпочел отрубить себе член. Один только запах этой женщины сводит меня с ума, — говорит он с британским акцентом.
Я останавливаюсь в коридоре и на мгновение задумываюсь над этим.
— Сводить с ума насколько? Как будто ты хочешь переспать с ней?
— Определенно нет. Ты что, не слышал, что я только что сказал?
Уровень враждебности, которую он, похоже, испытывает к этой женщине, вызывает тревогу.
— Может быть, нам следует проконсультироваться с Джекилом? — спрашиваю я.
В свое время Джекилл был единственным врачом, который мог лечить Дойла, особенно когда его превращение делало почти невозможным общение с ним.
Дойл ощетинивается, и волосы у него на затылке встают дыбом, но он качает головой.
— Не нужно. Она не угроза, просто раздражающая и совершенно непрошибаемая. Эта женщина, должно быть, выросла в сарае. За годы работы я встречал десятки поваров, и ни разу у меня не было такой реакции.
— Неважно. Я попрошу Фрэнка поискать причину. Может, он найдет что-нибудь, что ты упустил.
Его рот вытягивается, а глаза темнеют.
— Уже нашел.
Это шокирует. Он вел переговоры с Фрэнком и не подумал сообщить мне — странно.
— И?
— Все подтвердилось. Она рекомендованный специалист. Логика подсказывает, что проблема во мне.
Меня захлестывает раздражение.
— Тогда держи это дерьмо при себе и помоги мне. Мне нужно, чтобы все прошло хорошо, а твое дерьмо делу совсем не помогает. Что, если она узнает, кто я? — говорю я, толкая его к стене. — Кто мы такие. Ты буквально вибрируешь от превращения.
— Я разберусь с этим. Должно быть это полнолуние.
— Дойл, гребаное полнолуние бывает каждый месяц. Мы видели каждое полнолуние, каждый месяц, в течение последних двухсот лет вместе, так что не втирай мне эту ерунду, как будто разговариваешь с Фрэнком. Это так же нелепо, как смотреть видео с прыгающими кошками.
Он хихикает, закатывая на меня глаза.
— О, они потрясающие.
Я морщу нос.
— Абсолютно нелепо. Меня не волнует, насколько сильно пресса их обожает, они явно недостаточно умны, чтобы понять, что кошки хотят доминировать над людьми.
— Абсурд.
— Что абсурдно, так это то, как я разозлюсь, если этот вечер пойдет не по плану.
Он фыркает.
— Ты слышишь себя сейчас?
— Меня волнует только то, чтобы завтра вечером Обри получила то, о чем просила — чтобы занять ее на следующую неделю.
— Ты уже уговорил ее остаться подольше?
— Она останется в моей комнате в качестве гостьи, а остальное — не твоя забота, — многозначительно говорю я, опускаясь на колени и положив руку на нажимную пластину, чтобы сдвинуть камин с места в большом зале.
Он тяжело выдыхает.
— Ты же понимаешь, что, как только Обри напишет о замке или о чем-либо, хоть отдаленно касающемся тебя, ее бывший сделает все еще хуже.
Я окидываю взглядом комнату, отмечая хаос в мебели и коробках, которые вскоре будут приведены в порядок.
— Если ты не заметил, новость стара, но именно поэтому мне нужно, чтобы все было идеально. И я уничтожу этого идиота, если он попытается встать между нами. Это не проблема.
Он вскидывает руки в знак слабой капитуляции.
— Как скажешь. Это определенно не должно стать проблемой.
Так и будет. Ничто не помешает мне завоевать ее. Поле боя, возможно, изменилось, но я бы не стал считать, что это не война.
— Я его слэйну.64
Дойл разражается лающим смехом.
— Тебе нужно держаться подальше от социальных сетей. Слэйну? Кто ты вообще такой?
Когда камин сдвинут, в поле зрения появляется Хильда, ее похожая на скелет голова устрашающе поворачивается.
— Уууууу, — жалуется она.
— Я знаю, что ты только что убиралась здесь, Хильда, — отвечаю я, единственный, способный понять ее. — Но нам нужно украсить полуразрушенный замок, и у нас есть на это… пять часов, — говорю я, оттягивая рукав рубашки, чтобы посмотреть на часы. — Мы просто пока складируем здесь мебель.