Воин с другого конца зала спросил:
— Хиреа, что бы ты сделал, если бы он попросил Прислужника?
Хиреа вложил меч в ножны.
— Наблюдал бы, как он истекает кровью. Его мучения стали бы наградой за слабость.
Силет пробормотал:
— Вот это было бы смешно.
Хиреа услышал и повернулся:
— Да, это было бы смешно. — Он издал короткий, похожий на лай смешок, затем рявкнул: — По местам!
Обращаясь к победителю, он сказал:
— Пока не умрёт следующий, твоим напарником буду я. Затем тебе достанется тот, кто совершит убийство. — Став в стойку против юноши, только что убившего своего «брата», Хиреа добавил: — Хороший удар.
Юноша кивнул, не решаясь улыбнуться. По его нервному выражению было видно, что он теперь сомневается, переживёт ли оставшуюся часть тренировки.
Юных воинов разбудили среди ночи слуги. Ничтожные действовали осторожно: тихо входили в покои, будили воинов шёпотом и тут же отступали на безопасное расстояние, чтобы разбуженный воин не обрушил гнев на ближайшую цель. Однако приказ был услышан: «Хиреа приказал быть готовыми к выезду немедленно».
Дасати спали в тёмных ночных рубахах, но оружие всегда держали под рукой. Ничтожные вернулись в покои, чтобы помочь воинам собраться: сняли рубахи, помогли надеть набедренные повязки, обмотки для ног и лёгкие поддоспешники. Затем последовали стёганые штаны, куртка и доспехи. Выжившие в обучении воины по возвращении домой получали полный гардероб на все случаи жизни, но пока их удел был скуден — боевое облачение да ночная рубаха. Даже на занятиях с Эффекторами и Устроителями они не снимали доспехов.
Юные бойцы поспешили в конюшни, где конюхи уже оседлали нетерпеливых варнинов. Копыта били о землю, из ноздрей вырывался пар — чуялась охота. Валко подошёл к своему скакуну, молодой еще не размножавшейся самке, хлопнул её по шее и вскочил в седло. Массивная голова варнина дёрнулась, признавая седока, но тут же фыркнула, когда он грубо дёрнул поводья, напоминая, кто здесь главный. Варнины были туповаты, и приходилось постоянно утверждать власть. Лучшие наездники выбирали агрессивных самцов, но большинство скакало на меринах и молодых кобылах.
Валко ждал, пока остальные воины оседлают своих варнинов — из шестнадцати осталось лишь десять. Шестеро погибших получили по заслугам, это Валко знал точно. Но смерть последнего, юноши по имени Малка, не давала ему покоя.
Тот тренировался в паре с Силетом и получил пустяковую рану — всего лишь порез на предплечье, он даже не выронил меч. Как полагалось в таких случаях, ему разрешили перевязать рану самостоятельно. Валко видел, как Малка жестом попросил паузу, и Силет отошёл, признав перерыв. Когда Малка начал перекладывать меч из правой руки в левую, Силет выждал момент — и в тот миг, когда противник был наиболее уязвим, нанёс смертельный удар в шею.
Ни слова не прозвучало. Валко не сомневался, что Хиреа видел это — ничто не ускользало от взора старого воина. Однако тот не вмешался. Валко ожидал, что Силета накажут или даже казнят за нарушение правил поединка, но Хиреа лишь отвернулся, будто ничего не заметил.
Это беспокоило Валко, но не настолько, чтобы задавать вопросы. Неуместные вопросы опасны; слишком много вопросов выдают неуверенность. А неуверенность — слабость. Слабость — смерть.
И всё же… правила были нарушены, но наказания не последовало. «Какой в этом урок? — размышлял Валко. — Что победа оправдывает средства?»
Хиреа поднялся в стременах на спине старого боевого варнина, такого же покрытого шрамами ветерана, как и он сам. Он подал сигнал, и всадники выехали со двора, остановившись у ворот. Подняв руку, Хиреа объявил:
— Воин должен быть готов ответить на зов в любой момент дня и ночи. Теперь мы едем!
Юные воины последовали за наставником по извилистой дороге, ведущей от древней крепости, ставшей их тренировочным лагерем. В давние времена эта крепость принадлежала вождю одного из племён — его имя теперь знают лишь архивариусы. Зыбучие пески, на которых зиждется общество дасати, поглотили ещё один род. Возможно, союзники предали их, переметнувшись к более сильному покровителю. Или же сами вассалы отвернулись от господина в поисках лучшей доли.
Валко понимал, что никогда не узнает правды, если не обратится к архивариусам, а на это у него не было ни времени, ни желания.
Он сосредоточился на ночи вокруг. Ночь нравилась ему больше: отсутствие видимого света с лихвой компенсировалось способностью видеть тепло и, в меньшей степени, ощущать движение. Как и все его сородичи, Валко легко адаптировался к любой среде, даже к глубочайшим ледяным пещерам. Проведя большую часть Сокрытия в подобных местах, он развил исключительный навык определения расстояний и форм по слабейшим отголоскам звуков.
Он впитывал ночной пейзаж, пока они спускались по тропе. Бескрайние холмистые поля, едва различимые вдали горы, чуть более темные, чем окружающий воздух. Всё тонуло во мраке, лишь редкие горячие пятна выдавали присутствие мелкой живности и их хищников. Вдали стая заркисов гналась за быстрой добычей, возможно, прыгуном или стремителем. Опасные для одиночного путника, заркисы обходили стороной группу вооруженных всадников. Годы истребления дасати привили им здоровый страх перед вооруженными всадниками.
Но в ночи таились и другие угрозы. Кешкаши — двуногие охотники-засадники из лесистых районов. Выскакивали из укрытия и смыкали челюсти на всаднике, срывая его с варнина. Их челюсти могли раздробить доспехи, а влажная шкура, быстро испаряясь, скрывала тепловой след до последнего момента.
Ночные пикировщики кружили в воздухе, их крошечный мозг был занят лишь расчетом шансов на успешную атаку, ведь ни одно существо в этом мире не сдавалось без боя. Их размытые тепловые силуэты объяснялись большими перепончатыми крыльями, рассеивающими тепло.
Летающие когти парили в верхних слоях атмосферы, иногда на высоте нескольких миль, пока не выпускали газы, дававшие им подъемную силу. Затем они пикировали на ничего не подозревающую добычу с оглушительным хлопком раскрывающихся крыльев. Их полые когти пронзали жертву, а мощные крылья несли их обратно ввысь, где они высасывали жидкости из тела. Высушенную тушу они сбрасывали еще до набора высоты. Эти хищники могли унести даже варнина, а их когти пробивали нагрудники. Случалось, хоть и редко, что всадника вырывали из седла и уносили в ночное небо.
Валко наслаждался ночью. Как и большинство из тех, кто отправился в этот ночной поход, он провел дни своего Сокрытия в основном во сне, выходя после заката, чтобы добыть необходимое. Мать говорила ему, что, заняв место по правую руку от отца, он научится ценить дневной свет. Он никогда не сомневался в матери, она была женщиной мощного интеллекта и проницательности, и он еще не обнаружил, чтобы она ошиблась в чем-либо. Но он задавался вопросом, сможет ли когда-нибудь чувствовать себя так же уверенно под ослепительным солнцем, как в укрывающей темноте ночи.
Он гадал, зачем понадобился этот внезапный ночной выезд, но знал, что задавать вопросы не стоит. Хиреа расскажет им все, что нужно, когда сочтет нужным. Путь дасати строился на сложной системе взаимоотношений, и когда требовалась слепая покорность, любой вопрос мог стоить юному воину жизни.
Его варнин тяжело дышал, когда они взобрались на очередной холм. Эти существа были выведены для стремительных атак на короткие дистанции, а не для долгих переходов. Но в старой крепости не было упряжных варнинов. Каждый юноша понимал, что более медлительное существо — плохое боевое животное, но для долгих поездок оно подходило лучше. Валко пришел к выводу, что либо чрезвычайные обстоятельства заставили Хиреа поднять учеников, либо ему было все равно, пострадают ли животные.
Валко не волновало, страдает ли его варнин, он просто не любил неэффективности. Испортить хорошего боевого скакуна казалось ему глупостью, да и идти пешком обратно в крепость ему не хотелось.
Спускаясь с холма, они по сигналу Хиреа остановились. Несколько варнинов тяжело дышали, их ноздри раздувались, а тела дрожали от напряжения. Валко рассеянно задумался: а что, если скрестить боевых и упряжных варнинов? Получился бы выносливый и свирепый скакун. Он мысленно отметил задать этот вопрос заводчикам в поместье отца. Такой скакун усилил бы влияние Камарин, подняв их статус среди Садхарин, а возможно, и приблизил бы к двору Каренны и Лаградин, ведь подобный зверь был бы чрезвычайно ценен для Империи.