Глава XII. Вид с набережной
Бродячая кудлатая собака бежала подле кипенно-белого парапета и умными, ласковыми глазами поглядывала на людей. Она наверняка хотела напиться студёной воды и досыта наесться мяса.
Лия никогда не была равнодушной к бездомным животным и понимала, что им, как и всем божьим созданиям, необходимо элементарное внимание. Поэтому кинула овчарке четвертушку черствеющей булки, завалявшейся в сумке, наклонилась и погладила собачку.
По пути в ближайший магазин Андрей вынул из кармана брюк бумажник и заботливо спросил у Лии:
— Что вы выпьете — холодный лимонад? Минералку? Или же квас? Что-то жажда замучила, не находите?
— Да-да. А можно? — скромно спросила Лия.— Я бы съела брусничное или облепиховое мороженое.
— Что вы, Лия, не стесняйтесь! Я охотно угощу вас чем захотите, только скажите!
— Друг мой, спасибо! Но мороженого будет достаточно.
Они полакомились и, очутившись на прежнем месте, в прохладной тени деревьев, решили передохнуть. Облокотились на холодные мраморные перила набережной.
Яркое солнце, ослепительно сверкавшее в вышине, с наслаждением любовалось своими маленькими искристыми копиями, рассыпанными золотом по хребтам неустанных волн. Оно плавилось, как железо под воздействием огня, обжигало суда и их пассажиров. Не без восхищения разглядывало своё отражение в зеркале морского лона, словно преобразившаяся в салоне-парикмахерской хорошенькая девушка.
А далеко, к горизонту, уходили корабли, как будто навсегда прощаясь с теми, кто остался на суше…
Глава XIII. Первое испытание на просторах набережной, или Случайно вылетевшее признание
Лия устремила взор на уходящие суда. На мгновенье представила, что на одном из них уплывает от неё всё семейство, а она стоит на безлюдной пристани и смотрит вслед.
Она закрыла глаза руками и горько, горько заплакала…
От непередаваемого безотчётного ужаса Андрей оледенел, как на лютом морозе, а сердце его ухнуло куда-то вниз, в чёрный бездонный овраг, потом вспорхнуло, больно ударившись о рёбра. А потом оно словно бы и вовсе перестало биться.
Не понимая причины внезапных слёз девушки, Андрей спросил упавшим голосом:
— Что с вами, Лиюшка?
— Ах! Никогда, никогда вы не поймёте,— жарко зашептала Лия сквозь слёзы.— Вам не дано прочувствовать той беспросветной, безысходной печали, больно сдавливающей сердце. Меня сможет понять тот, кто побывал в похожей ситуации. Зачем кругом всё благодатно?.. Почему существуют дни и ночи, рассветы и закаты, сияние звёзд и солнечных лучей, если ими не могут насладиться мои ушедшие из жизни родственники?.. Иногда мне думается, что если б я тоже утонула с ними, как хорошо было бы моему бедному сердцу!.. Я тихо лежала бы без чувств там, далеко-далеко, на дне ледяного океана, под обломками корабля, и мои бренные останки ели бы сейчас безобразные осьминоги! И никто, никто не вспомнил бы обо мне и не заметил бы моего отсутствия…— Из её светлых, недавно излучавших нежность глаз градом лились слёзы, начала болеть голова, щёки пылали багряным румянцем.— Никто не знал бы о том, что когда-то жила в Португалии девушка по имени Лия Крылатова. О том, что она, когда ей бывало очень грустно, любила поглядеть на закатывающееся солнце, а когда на душе делалось радостно, коротала долгие вечера с семьёй. Я канула бы в Лету так же стремительно, как мимолётный сон или вспышка молнии. И все жили бы дальше, только без меня… А теперь… Как мне смертельно одиноко и тоскливо, Андрейка!.. Как холодно на этой жёсткой, как ледовый каток, Земле, полной равнодушия! Вот уже почти год изо дня в день страшные мысли острыми раскалёнными ножами мучительно терзают мою душу, точно демоны. И на всём белом свете не с кем мне, кроме подруги, разделить свою неутолимую скорбь…
От жутких слов Лии по телу молодого человека пробежал холодок, заныло и сжалось сердце, непослушные ноги предательски подкосились. Лицо вдруг покрылось мертвенной бледностью, а крупные слёзы застлали расширенные, потемневшие глаза.
— Лия! — испуганно вскричал Андрей, весь задрожав. Он рывком бросился к девушке и похолодевшими пальцами вцепился в рукав её платья.— Милая, хорошая, прекрасная Лия! Зачем вы так говорите?! Разве не понимаете, что я нашёл вас с наисерьёзнейшими помыслами: всегда быть рядом, чтобы одарить простым человеческим счастьем и святой любовью,— любовью чистой, бескорыстной, умеющей ждать, прощать, сражаться, не знающей ни увядания, ни границ, ни преград, ни расстояний?.. Разве интуиция не подсказывает вам, что я люблю вас? — люблю всем своим существом, до кончиков пальцев, до необъяснимой дрожи; до боли, до сумасшествия?.. Разве не верите, что рядом с вами я наконец обрёл забытый сладостный покой и гармонию с самим собой? Неужели я ничуть не нравлюсь вам, неужели нам не хорошо здесь?!
Лия, плача, смотрела на Андрея и молчала. Горючие слёзы катились по её лицу ручьями, катились и катились, падали вниз, впитываясь в землю, и не предвиделось конца их бурным потокам… За долгие шесть месяцев, невозвратимо провалившихся в глухую вечность, это были первые слёзы человеческого горя, упавшие на землю города-праздника под гордым и звучным названием Геленджик. И каждая слезинка, как раскалённый воск, прожигала насквозь сердце Андрея.
— Если б только вы знали, как я хочу сгинуть бесследно,— судорожно всхлипывая, выдавила Лия.
Припав к могучей груди юноши, Лия разрыдалась ещё горше, чувствуя, как уходят вместе со слезами последние силы, как уплывает из-под ног обласканная солнцем земля, как трепещет под рубахой его сердце, и горит, и плачет,— так же, как и её; в висках стучало у обоих.
Услышанное повергло Андрея в оцепенение. Он не мог ни вдохнуть, ни даже моргнуть. Думать ему не хотелось ни о чём. Было только одно-единственное желание — лишь бы никогда больше не видеть, как страдает Лия, не слышать её душераздирающий плач. Но непрошеные колючие мысли,— мутные, неясные, как сон,— как назло, всё равно засели в голове жгучей занозой, путаясь в каком-то тумане. Лишённый дара речи, он находился на грани нервного срыва.
Лишь по истечении пяти минут рассудок возвратился к Андрею. Он вдруг весь встрепенулся и, хрипло застонав от того, что никак не удаётся достучаться до сердца красавицы и догнать её ускользающую душу, встряхнул рыдающую Лию.
— Во имя чего произносите такие убивающие слова?! — ещё сильнее испугался Андрей.— Христом-Богом умоляю: опомнитесь, погодите мысленно хоронить себя заживо!!! Ещё нужны вы мне, Лия, мне и вашей подруге! Поймите это! И избавьте меня от столь неприятного разговора. Давайте же запоём и завихримся в безумном танце с судьбой. Давайте открыто, искромётно радоваться жизни, нашей совместной встрече, ведь так скоротечны дни!.. Да, потеря самых дорогих людей — самое чудовищное, что может быть. Но, к сожалению, мы, смертные, не в силах что-либо изменить. Сегодня такой чудный день: сухо и тепло; щебечут без умолку пташки. Одуряющее благоухание, источаемое цветами, заставляет сердце то замирать в сладкой истоме, то биться чаще,— оно периодически накатывает пряными волнами, кружа голову; солнце морскую гладь лелеет, переплетается с завитками ваших волос, золотых, как колосья пшеницы. Отчего же вы плачете, как рыдает тёплыми, чистыми каплями летний дождь?.. Отчего вынуждаете сердце рваться в клочья от дикой боли и, не зная покоя, метаться, как птица, загнанная в клетку?..
Но безутешно плакала Лия, стыдливо прикрываясь ладошками.
Временное недолгое затишье, установившееся над набережной, ласкало уши и действовало на девушку как успокоительное средство.
Где-то на высоком скалистом обрыве дружно гоготали гуси.