— Ты просто забоялась, засомневалась — это же очевидно. Ну ничего,— успокоил Андрей Лию.— Понемногу ты привыкнешь. И всё у нас с тобой будет не хуже, чем в любовных романах. Даже немного лучше. Я обещаю тебе…
Лия поцеловала Андрея в губы так страстно, как умела.
Обхватив её шею, словно спасательный круг, Андрей ответил на поцелуй. Но не менее чувственно, чем целовала его Лия.
— А где же ваш с Романом отец? — по простоте душевной поинтересовалась Лия.
Помрачнев, Андрей взял Лию за руку, привёл в свою спальню, где нашёл в ящике письменного стола чёрно-белую фотографию отца, и пробормотал:
— Семь лет назад папа скончался от туберкулёза. Наш дорогой тату так боготворил нас, своих детей, так любил маму… На работе пахал от звонка до звонка, лишь бы мы ни в чём не нуждались, лишь бы жили в своё удовольствие. А ещё до последнего вздоха наизусть читал мамочке лирические стихотворения, им же написанные для неё.
— Прости, я думала, он уехал куда-то…— виновато закусила губу Лия.
— Не стоит извиняться,— через силу улыбнулся Андрей.— Всё-таки ты — моя любимая девушка. Соответственно, ты вправе знать историю моей семьи.
Лия подошла к Андрею и бережно взяла фотографию.
— Он был писаным красавцем,— отметила Лия.— Совсем как ты. Наверное, и звали его как-то по-особенному.
— А вот и нет! — выразительно сказал Солновицкий.— Звали отца обыкновенным именем — Валерий. Своим обаянием сероглазый отец околдовывал всех. Его густая белокурая шевелюра сводила с ума. А по праздникам он надевал классический тёмно-синий костюм, когда-то подаренный мамой на юбилей. И когда отец душился одеколоном, обряжался в этот костюм и выходил на улицу, то женщины сворачивали шеи.
Лия положила фото на комод и сказала оглядевшись:
— У вас дома очень уютно. А соломенные жалюзи на окне и люстра-штурвал придают комнате некий романтический ореол. Мне всегда нравилось всё неординарное, не схожее с чем-то другим. И считаю, что гораздо интереснее обладать комнатой, полностью расписанной фосфорными красками. Представляешь, как здорово, когда по ночам сказочные рисунки на стенах, полу и потолке полыхают яркими пёстрыми огнями, создавая особую магию?
— Это и впрямь нечто,— после продолжительной паузы согласился Андрей.— В детстве я мечтал о чём-нибудь таком, чего нет ни у кого. И однажды на Новый год наша бабушка Неонилла из Магнитогорска подарила мне зелёную кружку с жёлтыми звёздами и луной. Кроме них на посудине ничего не было изображено. Но бабуля объяснила, что если налить в неё горячую жидкость, то кружка постепенно покраснеет, и появится изображение ёлки. Диковинка нравилась даже старшему брату Ромке. Но не прошло и года, как она во время мытья посуды выскользнула из маминых рук и разбилась вдребезги. Конечно, я, как и любой другой ребёнок, расстроился. Но со временем понял, что и без необычных вещей живётся не так уж и плохо.
— Каких только диковин в России не встретишь…— выдохнула Лия и, повернув голову набок, крепко зажмурила глаза.— Когда я пошла в первый класс, мама обклеила мою спальню объёмными обоями…— Лия почувствовала, как горло сжалось от тоски, и прильнула к лицу Андрея своим побледневшим лицом.— Мне так редко снятся близкие. Быть может, они, обёрнутые нежными облаками снов, давным-давно позабыли о своей Лие…
— Моя родная,— тихо проговорил Андрей,— послушай! Жизнь — как день и ночь. Каждый из нас переживал и чудесные моменты, и сложные, не поддающиеся никакому пониманию. И всему человечеству, к сожалению, рано или поздно приходится испытывать разочарования и горечь потерь, потому что это неизбежно. Тебе необходимо научиться реже думать о родных и свыкнуться с тем, что их больше нет. Понимаю, это тяжело. Но поверь: все они наблюдают за тобой с небес и радуются тому, что теперь у тебя есть я и Нонна.
— Ты, бесспорно, прав.— Лия слегка понурилась и, скрестив руки на груди, отошла к окну.
— Тебе срочно нужно поднять настроение! — Андрей взял Лию за локоть, потянул за собой и скомандовал: — За мной!
Солновицкий, налив по кружке зелёного ромашкового чая с мёдом, прихватив кусок шоколадного торта на тарелке и загадочный большой свёрток, увлёк Лию на просторную летнюю кухню с настежь распахнутыми окнами и дверями, богато украшенную хрустальными колоннами. Они убегали высоко вверх, подпирая небесно-голубой сводчатый потолок с люстрой-вентилятором. И даже при неярком освещении уличных фонарей, вырывающих из темноты значительное количество всяких полок, кресел, на которых лежали самые разнообразные предметы, было отчётливо видно, как колонны «раскалывались» и не спеша, будто смакуя весь этот процесс, «рассыпались» ликующим водопадом радужных осколков.
— Это мне? — Лия показала кивком головы на тарелку с тортом.
— А кому же ещё?
— А как же ты? — она в недоумении посмотрела на Андрея.
— Мы с музыкантами и так слопали почти весь торт, надо сказать, не без удовольствия. Угощайся, милая Лиюшка! Кстати, второй кусок торта,— тот, который предназначается Нонне — передашь ей от меня.
Они испили чаю, не торопя ночь и с наслаждением прислушиваясь к льющейся из кустов и травы стеклянной успокаивающей стрекотне неугомонных сверчков, абсолютно довольных своей крохотной жизнью, и восхищаясь песнопением маленьких квакш. И это всё — и неумолчные трели древесных лягушек, и неустанное стрекотание сверчков — напоминало о далёком, невозвратном детстве, давным-давно скрывшемся в плотной, густой пелене вечности…
Солновицкий вызвался проводить Лию до дома.
Так они и шли, околдованные неописуемым волшебством ночи и сопровождаемые её потрясающими звуками.
Ритмично притопывая и прихлопывая, Андрей напевал о лёгком ветерке, касающемся то цветка, то камня.
И Лие представлялась сказочная картина и слышался мерный лепет листьев от прикосновения прохладного ветерка, словно скользившего по её коже…
Час был поздний.