Глава XI. Кое-что о суровой реальности
Каким-то чудом на серой обледенелой ветке раненого персикового дерева, одиноко и печально стоящего как раз под окнами квартиры Лии, сумел удержаться самый что ни на есть последний листочек, как будто ветер либо вовсе его не заметил, либо же помиловал.
Долго дрожал он, как от озноба, покрасневший, возможно, от ночных холодов.
Глядя на этот трепещущий от ветра жалкий лист, Лия плакала бесшумно, прижавшись лицом к холодному стеклу. Её глаза словно прояснялись, а слёзы стекали по щекам прямо за ворот мехового халата, касаясь кожи на шее.
Лия опасалась, что его оторвёт и угонит в парк.
Но он не улетал.
Давно уж умчались все его собратья, оставив его наедине с самим собой.
А он из последних сил держался за ветку, находясь на волосок от гибели. И так холодно было листу, так горько и страшно было ему оставаться на лысой ветке одному… И так захотелось ему взметнуться высоко-высоко, прямо к стае журавлей, которая, храня в сердце безмерную печаль, чёрным клином тянулась по небу…
Он не спал, но от тяжёлой усталости пребывал в странном глубоком забытье и видел прекрасный чудный сон, как будто он всё-таки отделился от ненавистной ветки и взвился к плотным серым облакам, и какая-то из этих курлыкающих птиц клювом подхватила его и понесла далеко-далеко, в тёплые края, где солнце сияет гораздо ярче, а небо стоит торжественнее и выше. Где он хотя бы немного забыл бы и про адский холод, и про боль, прошивающую насквозь, и про парализующий страх перед неизведанным, и про полнейшее одиночество…
Ещё минута — и внезапно налетевшим порывом ветра с персика сдуло этот кроваво-красный листок.
На секунду печальный взгляд Лии отвлёкся на торопливо шагающего по дороге полицейского, и поэтому она едва успела увидеть сквозь пелену слёз, как лист, кружась в воздухе, точно бабочка, полетел с большой скоростью не кверху, как ему грезилось, а в сторону, и в считанные минуты растворился в глубине пространства.
Всласть налетавшись по бескрайнему простору, лист устало опустился на боковину скамейки, не осмелившись встретиться с землёй, такой большой и холодной.
Ветер слабо теребил его, баюкая перед надвигающимся снегопадом, ведь тот так давно не спал…
Часть четвёртая. Начало нового этапа. Глава I. Завидная невеста декабря
Через пару дней примчался ветер, теперь уже с севера.
Следом настал черёд и нешуточного трескучего мороза: неслышно подкравшись в более-менее ясный день, он ударил по Кубани, всё вокруг украсив белоснежным инеем, безжалостно выстудив и сковав.
Всю ноябрьскую грязь он согнал в бесформенные комья. С его приходом оконные стёкла оказались расписаны фантастическими узорами с тончайшими волшебными рисунками, как будто сию минуту удивительным образом свершится необыкновенное чудо.
Крепко, прочно перехватил мороз все озёра, реки и ручьи, остановив течение, да так, что по льду, помимо людей, запросто могли бы передвигаться даже повозки, запряжённые лошадями.
Бедные нахохлившиеся воробьи сидели под крышами домов, прижавшись друг к другу как можно теснее, и беспрестанно стряхивались, чтобы не замёрзнуть до смерти.
Пошёл снег, и каждая снежинка была единственной и неповторимой,— что может быть великолепней!..
Было начало декабря, миллионы крупных, но невесомых хлопьев пушистого снега первозданной белизны тихо, лениво кружились, вертелись, исполняя свой сказочный зимний танец, плавно ложились на землю и ледяной корочкой обволакивали обнажённые ветви деревьев.
Слой за слоем снег заметал все скверы, аллеи, дворы почти опустевшей земли, заполняя, сглаживая следы, тщательно стирая их как ластиком, чтобы ничто не напоминало о существовании тут людей и животных, и разнообразной живности. Делая дома безликими, заносил их всё сильнее, превращая и без того поразительно светлый Геленджик в настолько прекрасную невесту, что на всей Земле ни одна невеста людского рода никогда-никогда не была и не будет более божественной и ослепительной.
Покрытые снегом деревья, словно разодетые в белые-белые кружева, стояли не шелохнувшись.
Под тяжёлыми снежными шапками недвижимо покоились на скалах сказочные леса. Они сладко спали, надёжно усыплённые зимушкой. Их мёртвое безмолвие навевало некоторую тревогу.