Гермиона икнула и затрясла головой. Слабо пожала плечами.
— Просто… я…
— Просто что? — на Снейпа было страшно смотреть — так он был зол. — Вы наконец-то начали осознавать, что ваша жизнь — не игрушка родных и близких, что никто не имеет права говорить вам, как вы должны жить. Вы наконец-то нашли в себе смелость — и тут же вновь отвергли любящего вас мужчину! И теперь, вместо того, чтобы помчаться к нему, сидите здесь и льёте слёзы!
— Я… — забормотала она между всхлипами. — Я…
— Северус, ну, хватит… — с укором протянул Гарри, пытаясь обнять подругу, но она вдруг замотала головой.
— Нет, нет… — успокоиться удалось не сразу, и несколько рыдающих вздохов ещё прорвались. — Он прав, он прав, я…
Что ей было делать — такой взрослой и такой растерянной, стоящей на перепутье между жизнями?
— Дайте сюда руку, — вдруг сказал Снейп. И, ухватив её вялое запястье, стащил с безымянного пальца кольцо, а потом — швырнул его в камин. Взметнулось весёлое рыжее пламя, Гермиона едва не вскочила на ноги, едва не закричала — не позволили, Снейп с силой надавил ей на плечи, вынуждая сесть обратно, и выплюнул:
— А теперь немедленно утрите слёзы и отправляйтесь спать. Завтра у вас сложный день.
Эффектно запахнувшись в мантию, он отчалил в спальню первым. Гарри виновато взглянул на дрожащую Гермиону.
— Ты извини его, не знаю, что это была за вспышка, и…
— Не надо, — покачала головой она, разом вдруг успокоившись. Почти улыбнулась. — Хорошо, что это сделал Северус. Сама я ни за что бы…
— Не переживай, — понимающе сказал Гарри и погладил её по волосам. Улыбнулся. — Мы тебе поможем. С… ну, знаешь…
— С разводом, — неожиданно твёрдо закончила Гермиона. Вытерла щёки. — Спасибо. Я… я не знаю, что теперь будет и как мне теперь, но… спасибо. Вам обоим.
— Вы закончили разводить сырость? — донёсся откуда-то из недр спальни голос Снейпа. — Я не желаю видеть на своём любимом диване плесень.
Гарри с Гермионой переглянулись и неожиданно рассмеялись.
— Спокойной ночи, Миона, — мягко сказал Гарри чуть позже, оставляя её в гостевой спальне одну.
— Спокойной ночи, Гарри, — прошептала она, уверенная, что ни за что не уснёт после такого потрясения — и забылась сном через несколько минут.
А утром, когда Гермиона, встрёпанная, уставшая, с по-прежнему красными глазами, пила чай, Снейп вдруг скомандовал:
— Заканчивайте и собирайтесь.
— Что? — переспросила она непонимающе и взглянула на Гарри, но тот смотрел так же растерянно. Снейп раздражённо закатил глаза.
— У вас обоих есть полчаса, — резко сказал он, не глядя ни на кого из них. — Иначе мы опоздаем на матч.
Изумлённые возражения Гермионы потонули в восторженных воплях Гарри.
Вот как вышло, что спустя сорок минут (на матч они всё-таки опоздали) она сидела рядом с Гарри в вип-зоне стадиона, всё ещё не веря в то, что Северус это провернул.
— Нет, ну ты представляешь! — проорал Гарри прямо ей в лицо, восторженно улыбаясь. — Это он такой подарок на Рождество мне сделал — билеты на квиддичный матч! Сумасшедший!
На них оглядывались, на них косились. Хотя ажиотаж вокруг истории Гарри и Снейпа давно поутих, они редко куда-то выбирались — и теперь вот, сидели здесь, в окружении сливок британского общества. И Гермиона, сжимавшая руку Гарри так очевидно, что ни у кого не оставалось сомнений в том, что она здесь с этими двоими, вдруг подумала: а, пошло всё к дракклам. Она обожала Гарри, глубоко уважала Снейпа, так что стоило мнение общества в сравнении с этими чувствами?
— Никто, кроме вас, не имеет права распоряжаться вашей жизнью, — тихонько сказал Снейп, будто прочитав её мысли. Он почти улыбался чему-то своему — наверное, тому, что Гарри в порыве восторга прижался щекой к его плечу. — Так что хоть раз в жизни поступите так, как хотите вы, миссис Крам.
Гермиона прищурилась, уверенная, что ей послышалось, но Снейп только загадочно усмехнулся и обратил всё своё внимание на поле. Гермиона посмотрела туда же — и прикипела взглядом ко крошечной с такого расстояния фигурке, носящейся по полю. Она не могла разобрать ни черт лица, ни номера на форме — но откуда-то знала, что это Виктор.
Её Виктор.
Гарри рядом орал прямо в ухо на каждом голе, но всё вокруг сливалось для неё в одну какофонию звуков, и не существовало ничего, кроме этой маленькой фигурки. Ничего, кроме неожиданного рывка вперёд и — она не видела, не могла видеть, но откуда-то знала — сверкнувшего в ладони золотого шарика.
Трибуны завопили, вскочили на ноги, затопали, кто за кого болел, было теперь непонятно, ясно было лишь одно — Виктор Крам поймал снитч.
Матч был закончен.
Игроки, сделав круг почёта, опустились на землю и направились к раздевалкам. Гермиона застыла. Снейп шутливо подтолкнул её в спину и шепнул одними губами:
— Идите. Идите же.
И она пошла. Мерлин знает как продралась сквозь огромную толпу, юркнула влево, нервно стянула шарф — шею моментально обожгло морозом, но это не имело значения.
Ничто не имело значения сейчас.
Сколько она ждала, минуту или час, Гермиона не знала; она вся продрогла, но не сходила с места. И, наконец, когда пальцы совсем окоченели, из раздевалки показался Виктор. Он был один — удивительно, как команда выпустила победившего ловца в одиночестве.
— Виктор… — тихо позвала она, и он поднял голову.
Мгновение ничего не происходило.
Но уже в следующую секунду Виктор шагнул к ней так порывисто, что она едва не отшатнулась; замер в полушаге, взглянул больным диким взглядом, выдохнул:
— Гермиона.
— Я… — слов не хватало, она терялась, путалась во вздохах, щёки горели от холода и смущения. — Мне так много нужно тебе…
— Ты замёрзнешь, — сказал он вдруг, притягивая её к себе, и накинул на её шею собственный шарф. У Гермионы защипало глаза. Она вжалась в Виктора, в его твёрдое, крепкое тело, приникла так близко, как могла, зашептала горячечно и судорожно куда-то в плечо про то, что его письма, письма эти безумные, изорвали ей сердце, про то, что её никто и никогда — вот так, про то, что и она сама…
— Ш-ш-ш, — зашептал Виктор, будто бы всё понимая, и прижался губами к её макушке. И вместе с этим поцелуем к ней пришла вдруг невесть откуда взявшаяся уверенность, что всё будет хорошо: что будет у них Рождество, живое, снежное, тёплое, самое-самое настоящее на свете, и счастье, правильное, нужное счастье…
— С ума сойти, — тихо сказал Гарри Снейпу, отступая в тень деревьев. И улыбнулся. — Столько лет, столько писем… бедный Виктор.
— Я всегда говорил, что умные женщины удивительно безмозглы в вопросах любви, — проворчал Снейп и переплёл пальцы Гарри со своими. — Пойдём, пойдём, им не до нас.