— А я Туркиня...
— У моего отца пастбища и табун лошадей, сотни овец, много рогатого скота, а сколько еще другого добра! — почти певуче заканчивает он и присвистывает.
— Разве я тебя спрашиваю? — отвечает она опять.
— Ты какая-то... черт знает кто! — сердится он.
— Моя мать богата, — говорит она, — пастбища самые лучшие здесь, на Чабанице, лошади, овцы, скот... Полотна уж и не знаю сколько штук, а я — знай ты это, сын богатея с венгерской границы, — я Туркиня. Понимаешь?
Гриць снова присвистнул.
— По лесу ходит, выжидает кого-то, сама не знает кого, как дура, — прибавил он презрительно и тут же осекся.
— И встречает дураков, — докончила она спокойно, поднимая снова брови и глядя ему прямехонько в глаза.
Он рассмеялся.
— Ишь какая, турецким умом перекормленная! — сказал он.
— Уж такая, какая уродилась, какой меня видишь. Я тебе сказала: объезжай меня. Зачем приставал? Я не для первого встречного.
— А если я вот тут же, на этом самом месте, изобью тебя? — спросил он и заглянул в ее белое прекрасное лицо пронизывающим взглядом.
— Меня никто в жизни еще не бил, — отвечает она неожиданно грустно. — Ты был бы первым, но также и последним, кто это сделал бы. Не хочешь ли попробовать? Бей! Будет потом чем хвастать, вот как недавно — лошадью.
Гриць точно не слышит ее последних слов, он покручивает ус да искоса глядит на нее. И она тоже смотрит на него, но совершенно спокойно, без всякого волнения. Смотрит и задумывается. Проходит некоторое время, однако никто из них не говорит о том, что они таят про себя, что вырастает на миг меж ними и сковывает им уста.
Тетяну охватывает какая-то болезненная грусть по только что пережитому, он тоже взволнован.
Вдруг она говорит:
— Ступай с богом своей дорогой, я из-за тебя опоздаю.
Он застывает на месте, смотрит на нее своими большими, ясными, как небо, голубыми глазами. Смотрит, и хотелось бы ему еще что-то сказать, но боится ее. Такая она красивая и какая-то особенная. Он смущается. Никогда еще не встречал такой. Откуда вдруг такая взялась? Господи!
Наконец, решается.
— Ты не любишь никого? — спрашивает робко.
— Я не люблю никого, — говорит она спокойно, глядя, как прежде, ему доверчиво прямо в глаза, несколько удивленная его вопросом. Потом прибавляет: —А ты любишь кого-нибудь?
— И я не люблю никого, — отвечает он и, будто преисполняясь также на минуту искренностью, отвечает ей таким же доверчивым, прямым взглядом.
— Твоя воля, — говорит она и снова прибавляет степенно: — Ступай с богом своей дорогой, а то я из-за тебя только опоздаю.
Он помрачнел. Последние ее слова очень больно задели его.
— Зачем тебе торопиться?
— А зачем с тобой стоять?
Он стиснул зубы, но продолжал стоять на месте.
— Так вот, как же тебя зовут? — не может он удержаться, чтобы не спросить еще раз.
— Я уже сказала. Ты не догадываешься сам?
— Ничего ты не сказала, и ни о чем я не догадываюсь.
— Туркиня! — и отворачивается, нагибается и поднимает выпавший из его рук повод, на который наступил вороной конь. Поднимает и забрасывает его уверенным движением на гриву.
— Смотри лучше за своей лошадью, — говорит она и, не проронив больше ни слова, раздвигает густые ветки пихт — и исчезает из его глаз.
Он стоял, словно пораженный громом, и смотрел ей вслед.
Куда она делась? Куда ушла? Словно привороту дала ему и исчезла, как ветер...
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Его конь нагнул голову и чуть коснулся лежащего на земле красного мака. Гриць сердито, почти ревниво, оттолкнул голову лошади, поднял красный цветок с земли, осмотрел его и, заткнув за шляпу, поехал обратно.
В следующее воскресенье заплетает Тетяна задумчиво черные шелковые волосы и, как неделю назад, опять украшает себя красными маками и направляется к Мавре.
Идет, задумчивая, грустная, а в сердце у нее образ Гриця. У Тетяны нет других мыслей, как только о нем. Она обдумывает снова и снова то, о чем они говорили, что говорил он, а его образ стоит неотступно перед ее глазами.
Идя по лесу, пугливо озирается, хоть и знает, что на этой тропинке второй раз его не встретит. Эта тропинка находится во владениях ее матери, и пользуются ею очень редко, да и то лишь хорошо знакомые, которым это разрешено. Вот поэтому-то Тетяна почти уверена, что его не встретит.
Сегодня она идет к Мавре. День такой тихий, спокойный! Густые пихты лениво млеют в летнем зное, их будто уж вовсе разморило от жары.
Может быть, сегодня Мавра окажется дома. Хорошо, если бы так было. Ей хочется поговорить с Маврой; хотя говорить о том, кого она встретила в лесу, Тетяна ни за что на свете не станет. А к Мавре ей не скоро доведется прийти. Мать, похоже, что-то косо стала поглядывать на то, что Тетяна каждое воскресенье ходит к Мавре. Запрещать ей будто и не запрещает, но Тетяна и без слов хорошо понимает свою мать. Наконец, Тетяна останавливается у сторожки и осматривает ее. Сторожка заперта.