А после этого возвращается домой — вот хоть бы и сегодня — с отравленной душой, с болью в сердце, с горечью недоверия к нему, пока снова его не увидит, пока он снова своими ясными, как небо, голубыми, правдивыми глазами не озарит ее омраченную душу, не успокоит ее и она снова не поверит ему.
«Гриць! — кличет ее доверчивое теплое сердце, исходя чистой всепоглощающей любовью. — Гриць, разве не так? Ты любишь?»
«Кыш, кыш!» — чудится ей предостерегающий голос старой цыганки, словно отгоняющей какого-то хищника... Душу ее пронизывает острая тоска... Кыш, кыш!
Тетяна расплакалась.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Вернувшись домой, бросается молча в тихой светлице перед иконой пресвятой богородицы, как однажды в прошлом году, ломает судорожно руки, прижимает их в отчаянии к груди и ко лбу, то и дело повторяет:
— Господи, почему мне тошно? Почему мне тошно? Тошно мне, о боже!..
Несколько лет тому назад рассказывал как-то собравшимся у Тетяны молодым ее подругам старый седоголовый странник, отдыхавший несколько дней у богомольной и милосердной Иванихи Дубихи, о том, что существовал, а может, и сейчас еще существует среди украинских дивчат обычай в канун Ивана Купала гадать и о своем будущем у русалок выведывать.
— Как? Каким способом? — с любопытством допытывались молодые дивчата у седого странника.
Точно он этого не знает, он не из тех краев, но кое-что осталось у него в памяти, и он расскажет: поздним вечером накануне Ивана Купала дивчата плывут в лодках, а если боятся, что русалки их заманят к себе на дно и превратят в русалок, то прохаживаются вдоль берега и поют разные красивые печальные песни — любовные и приворотные. Дивчата в тот вечер одеты нарядно, на головах у них пышные венки, и, распевая в лодках или на берегу, они бросают венки в воду. Бросив их, следят, продолжая петь, куда понесет течением венок или выкинет его на берег — смотря что кому суждено. Порой русалки любят растрепывать в воде своевольной рукой венки — знак, что это неудачливые дивчата и милого им не удержать. Иногда пущенный в воду венок тонет — это знак, что либо она, либо милый в этом году погибнет, либо что они разойдутся. Иногда венки задерживаются у того берега речки, с какого придет суженый. Но во всех случаях венки направляют русалки, приманивают своей властью и силой — из благодарности, что в ночь под Ивана Купала дивчата о них вспоминают, нарядно в их честь одеваются, оживляют своими молодыми приворотными песнями их, обреченных заклятием быть вечно в воде, и за это русалки заботятся о доле дивчат, открывая ее разными приметами, понятными только дивчатам, или в вещих снах, предсказывающих будущее.
Заинтересовались дивчата рассказом старого странника.
Но хоть и заинтересовались, с года на год откладывали гаданье. Одни отказывались, так как не было лодок; другие отговаривались тем, что боятся, как бы русалки не заманили их к себе в воду; третьи в свою очередь колебались потому, что хлопцы, узнавши, станут насмехаться; так отказывались все подряд. Пока, наконец, ни одной желающей не осталось.
Это было несколько лет назад.
Но в этом году сложилось иначе.
В этом году захотелось, бог знает почему, самой Тетяне узнать свою будущую судьбу. Подруги и ровесницы, которым она высказала свое желание поворожить на Ивана Купала венками, будто только этого и ждали. Ждали от самой красивой и, по их мнению, самой смелой дивчины, уверявшей, что ничего не боится: ни русалок как днем, так и ночью, ни насмешек хлопцев в селе; а вот просто вздумалось ей — и все. Хочется поглядеть, куда поплывет по воде ее венок, куда направят его русалки. Поэтому она созвала всех подруг и ровесниц в канун Ивана Купала на реку, чуть поодаль от мельницы.
И они в самом деле исполнили ее желание, вдруг почувствовав тоже охоту погадать на венках, погулять лунной ночью на берегу реки, попеть хором самые лучшие песни и обратить на себя милость русалок, скрытых на дне реки...
И вот наступил, наконец, ожидаемый вечер, а вместе с ним и полнолуние.
Завтра Иван Купала, а сегодня ночь ясная, звездная — будто она расцвела нарочно для того, чтоб открыть у реки молодым дивчатам грядущую судьбу и их нареченных.
Словно какие-то красивые птицы, слетались дивчата на берег реки, сверкавшей в лунном сиянии манящим блеском между густо поросшей, темной в вечернем сумраке, Чабаницей и белой дорогой, бегущей вдоль нее.
Точно серебряная струя, шумно неслась широкая река все дальше и дальше.
Но не всюду была она одинакова.
Вон там, где ее русло ненадолго суживается, где со дна поднялся громоздкой глыбой камень-великан, там она становится опасной. Там, под этим камнем, напоминающим небольшую скалу, хранит она, как сокровенную тайну, страшный омут, над которым ее поверхность то морщится, то кружится в водовороте.