— Сло-во? Ага! — протянул дед с удивлением.
— Слово, дедушка, и разум...
— Говори же, чтоб я знал.
— Дедушка, — снова начинает Настка и делает глубокий вздох, будто готовясь тяжело взмахнуть руками, — дедушка! — и ее голос дрожит, и губы ей не повинуются. — Слушайте: за горой Чабаницей, за «Белым камнем», как его называют, живет одна мельничиха — вдова, по имени Иваниха Дубиха. Сама Иваниха Дубиха богомольна. Она первая богачка в селе, к бедным милосердна. Вот все, что я знаю про старуху. Но у нее есть дочка. Одна-единственная, дедушка, изнеженная, как птичка, и зовут ее люди «Туркиней».
— А-г-га! — произнес дед протяжно, словно вдруг что-то вспомнил. Однако умолк в ожидании дальнейшего.
— Эта Туркиня, дедушка, как зовут ее в селе, чаровница и приворожила к себе Гриця. Верно, злым зельем сердце его отняла, а со своими черными бровями стала нам поперек дороги. Были у меня сваты, и мы уже заручены, да только сердце Гриця еще непокойно. Меня обнимает, а Туркиню любит; меня целует, а по ней тоскует. Не может ее забыть, все она ему снится, с красными цветами в волосах, с нежными словами на устах. Выручай, дедушка, — молила девушка, сложив руки, как для молитвы. — Ты же Грицуню знаешь, у него мягкое сердце, будет он колебаться между нами двумя. Будет горькое житье и ему и мне. А все из-за нее, из-за черных бровей, из-за злого зелья, из-за ее наговора. — И, произнеся это, Настка умолкла и, казалось, готова была лишиться чувств, хоть и оставалась на ногах, а дед призадумался.
— Говоришь, очень красивая? — спрашивает он спустя несколько минут.
— Красивая, точно сама княгиня. Черные брови у нее, говорит Гриць... Глазами манит, словно звездочка ясная, а цветами привораживает. Что, дед, я могу сделать? Выручай!
— И богачка, говоришь?
— Первая на все село, говорят.
— А мать — богомольная?
— Как монахиня.
— К бедным милосердная?
— Этого уж не знаю. Говорят, что добрая, но очень строгая. Говорят, она — точно пани.
— А дочка привораживает? — спрашивает дед недоверчиво.
— И бровями, и зельем, и красными цветами, которыми всегда украшает себя, к себе притягивает... Ох, дедушка! — прибавила почти со стоном отчаяния девушка: — Спаси!
— Как же, голубка, ты хочешь, чтобы я тебе тут помог? — спрашивает дед опять и задумывается над судьбой Гриця. Жаль потерять расположение этой белокурой Настки, жаль и Грицуня — нельзя допустить, чтобы он жил с раздвоенной душой. Вот и его Мавра тоже так двоих полюбила, а в конце концов свою долю загубила...
Дед вздохнул и, казалось, еще тяжелей склонился на свою клюку.
— Скажи, что мне делать, — я так и сделаю. Только зелья у меня нет, не в силах я его собирать. Вот разве примолвить что — только это еще могу. Словами Дубивну отвращу; а для иного уже не гожусь, старость не дозволяет... Кабы мне Мавру...
Настка оживилась. Ее синие, как небо, и всегда ясные, веселые глаза замерцали вдруг каким-то странным зеленоватым блеском, и она отозвалась:
— Я вас научу, дедушка. Я уже придумала, чем ее напугать, чтоб она оставила моего Гриця. А вы помогите. Разве не жалко вам Гриця, если он жизнь свою испортит, на мне женится, а по ней будет убиваться? Я ей сначала через вас пригрожу... а коли не поможет... знаю, куда пойду... На горе Чабанице живет одна ворожейка, она умеет всему помочь... К ней я пойду. Но сначала идите вы, словами пригрозите. Пойдете, дедушка? — просит Настка.
Дед продолжал раздумывать.
— А позовешь деда на свадьбу? — поломался он немного, а сам мыслями был все время с Грицем...
— Ой, дедушка, приходите! — воскликнула обрадованно девушка. — Только передайте мои слова Дубивне, как следует ее попугайте, а передавши мое, и от себя поругайте.
— Ну, говори, голубка, — отозвался дед. — Ради счастья Гриця пойду на все, а уж коли я слово скажу, то будет сказано. А коли закляну — то будет заклято. Пусть, наконец, Гриць успокоится.
— Так, дедушка, — подхватила Настка и повторила: — Пусть, наконец, Гриць успокоится!
— Так скажи-ка, голубка, как ты хочешь, чтобы я сделал, — спросил снова дед.
Настка выпрямилась, глубоко вздохнула и начала:
— Разыщи, дед, Дубивну, попроси милостыни и, благословив ее, скажи ей:
«Я прослышал, Туркиня, что ты любишь Гриця, самого красивого хлопца с венгерской границы; что ты привораживаешь зельем, цветом и наговором; что ты творишь зло, отнимаешь счастье.
И слышал я, Туркиня, что Гриць тебя не любит, он давно уж другую голубит. Синеокую Настку он выбрал, и скоро уж с ней повенчается.
Чего ты от него хочешь, прекрасная Дубивна? Чтобы невесту бросил, к тебе пришел? Да ведь тебя проклянут не только невеста, но и все люди, кто только про тебя прослышит. И пойдут над тобой по всему селу смех да издевки, и останешься ты со своим горем одна, точно страшное видение.