И слышал я, Туркиня, что у тебя есть богатство, значит ты хлопцев себе найдешь и кроме Гриця. Невеста Гриця, — знай это, — из-за тебя плачет, от горькой обиды на тебя страдает, тяжко проклинает. Гриць тебя еще не видел, а ее уже любил, тебя миловал, а ее уже сватал. Потому он ее и возьмет до того, как доведется сватов засылать, тебя посватать.
И слышал я, Туркиня, все, что говорю теперь, от невесты, которую Гриць берет в жены. Сам он ей жаловался, что ты всему горю виною, что его манила, голову кружила.
Подняв черные брови, словно бы дивилась, а в то же время разума лишала. Красными маками вроде украшалась, а в это же время к себе манила. По лесам бродила, эхом играла, а в то же время блудом с пути сводила...
Теперь он опомнился, тебя он чурается, черных бровей боится, с русыми ласкается. К тебе уж не придет, и не жди нигде, разве когда увидишь на вороном коне. Тогда отвернись, чтобы люди не знали, что Гриця любила, у другой отнимала.
И Гриць, говорю я, давно с Насткой с этой, а про тебя, Туркиня, и думы нету. Перестал тебя, чаровница, любить он, и не будет больше к тебе ходить он. Распрощайся с ним...»
— Так вот, дедушка, — закончила, точно отбарабанила, Настка, испустила вздох, будто сбросив с души бремя. И отвернулась.
Дед долго стоял молча, словно все еще над чем-то раздумывал. Наконец, отозвался:
— Лучше теперь, чем слишком поздно. — И, вспомнив вдруг Мавру, помрачнел. Затем после минутного раздумья прибавил: — Не сейчас я передам, дочка, то, что ты наказала, а только после третьего оглашения, чтобы не имела ведьма времени свадьбу задержать. Черные брови с давних времен лихо причиняли, и коли кто не знает от них снадобья, тот гинет, точно в глубоком омуте. Слава богу, доченька, что ты синеока, лихого не творишь, добро сеешь. Я ей передам все твои слова, да еще от себя добавлю, что сам знаю. Пусть она идет своим путем, не преграждает Грицю его дороги к счастью. Я за него молюсь, давно уже молюсь, он мне как родной, ради него я все сделаю. Не беспокойтесь больше ни о чем, славные мои дети, разве лишь о том, чтоб добрую свадьбу справить. И бедных тоже позовите. Деда не позабудьте. Дед вам споет, откуда Гриць родом, почему он тут и почему тут дед. Теперь дай вам боже счастья, доченька моя синеокая, а за Грицем смотри, от нее стереги. Посверкай глазами, как та чернобровая, и он, мягкий, как нам известно, за тобой пойдет, а ту забудет. Дед свое сделает. Дубивну отвратит, посторожит Грицево счастье — и все будет ладно.
Старик кивнул девушке головой и, не сказав ей больше ни словечка, поворотился и ушел. Настка тоже побежала обратно в хату, принялась за работу, и все за работой пела...
Оставалось три-четыре недели до покрова. Гриць опять выехал однажды по приказанию отца в соседнее село по делам и поскакал на этот раз на своем коне через гору Чабаницу и притом по белой тропинке. Прошло уже несколько недель, с тех пор как он не приезжал сюда, к Тетяне. Во-первых, как-то не было времени, так как отец точно цепью приковал его к работе, а во-вторых, он боялся Настки. Несмотря на всю свою доброту и уступчивость, она, с тех пор как узнала об его отношениях с Тетяной, готова была мчаться за ним хоть сюда, лишь бы не допустить его свидания с Дубивной...
Проезжая теперь эти места шаг за шагом, он не переставал думать о девушках.
Чем это кончится?
На Настке он обязан жениться, он ведь уже и посватал ее. Но о том, что будет с Тетяной, он и сам себе не представлял. После покрова его свадьба с Насткой. А та еще ничего не знает, сватов ждет.
Давно уж он ее не видел.
Правда, он несколько раз приезжал сюда тайком, да как-то так в последнее время получалось, что, когда она приходила в лес, — он в это время был на работе. Когда же он тайком выезжал к ней в воскресенье, — она почему-то была необходима матери, и сама не являлась. Вот так мало-помалу и разошлись их пути, несмотря на то, что они любили друг друга. Да бог знает, не к лучшему ли это, хоть она ему и мила, очень мила. И как же она ему мила! Да все понапрасну...
Но свидеться они все-таки свидятся, хоть Настка и противится этому. То, что он дал слово Настке больше никогда к Тетяне не приходить, его не слишком беспокоит... Будь что будет, а он любить не перестанет. На Настке он женится, а Тетяна как?
«Тетяна?» — повторил испытующе какой-то внутренний голос, напомнивший ему чуть ли не голос Настки, но тут же смолк.
Как с ней поступить?
Двоих сватать невозможно. Пусть теперь обе уладят это между собой, если уж так случилось. Пусть Настка все сделает. Она так сказала. Она догадлива, любой выход найдет, она его любит, про Туркиню знает, пускай теперь сама все улаживает. Убить — не убьет... Чем он тут может помочь? Поднимет шум? Дивчата все одинаковы, своей беде сами способствуют, а потом плачутся, мозги себе сушат.